Леонид Васильев - Судьбы дорога

Герасим Глушкин предлагал пиво, но голодные мужики, взяв с костра по шампуру, обжигаясь кусочками нежной телятины, стонали от удовольствия.

– Вкуснота-то какая, – блаженно щурясь, шептал Наседкин, вот только не хватает лучку и молотого перца.

– Может тебе майонез и свежие помидоры поднести? – предлагает начальник.

– И это бы не помешало, – подмигнул Наседкин.

Мужики грохнули смехом так, что из костра посыпались искры.

– Саня, кажись мы не в ресторане, – загоготал сытый Герасим, отхлебнув глоток пива.

Когда веселье поутихло, Аркадий Иванович сообщил:

– Пока готовится чай, я поведаю вам об истории его происхождения. Думаю, всем вам пригодится, об этом не все знают.

– А история эта длинная? Я чаю хочу, – не унимался Наседкин.

– Ты съешь еще кусок мяса, да послушай умного человека! – посоветовал Глушкин.

– И так – попрошу внимания, – начал Аркадий. – Судя по древнекитайской легенде, чай был открыт случайно. Как яблоко, упавшее перед глазами Ньютона.

– Но Ньютону яблоко упало на башку! – заспорил Санька.

– Откуда ты знаешь, куда оно упало? – перебил его Глушкин, – слушай, давай!

– И вот, значит, чайные листочки попали из-за сильного ветра в котел, где кипятилась вода для китайского владыки. Слуги хотели было вылить ее тут же в саду, но от воды шел такой аромат, что трудно было удержаться и не попробовать ее. Таким образом и был впервые оценен по достоинству чайный напиток.

Английский писатель Сидней Смит как-то воскликнул: «Мог ли мир существовать без чая? Нет, не мог, я тоже не могу. Спасибо небу за то, что я родился, когда уже пили чай». А немецкий просветитель Лессинг в 1780 году не случайно написал одному из друзей: «Буду ли я жив завтра – не знаю, конечно, но, если я буду жить завтра, то точно знаю, что буду пить чай».

В Японии говорят: «Есть тонкое обаяние во вкусе чая, которое делает его неотразимым и идеальным. Он не имеет ни дерзости вина, ни самоуверенности кофе, ни слащавости какао». Рассказчик продолжал.

– Но чай заваривать надо умеючи.

– Это как? – многозначительно спросил Наседкин.

– Ну, во-первых, для этого металлический чайник принципиально не подходит.

– Ого! – опять воскликнул молодой, – золотой, что ли нужен?

– Нет, – шутки прочь, идеальной посудой считается – фарфор, фаянс или чайник из стекла.

– Давайте, скинемся на фарфор! – предложил Саня.

– Вообще-то, мы в лес приехали не чаи распивать! – буркнул бывший начштаба – любитель пива.

– А мне нравится информация о чае, – встрял в разговор Журавлев, – Аркадий Иванович, что еще скажете о нем?

– В магазинах продают чай грузинский, азербайджанский, краснодарский. Их смеси дают хороший эффект. Прекрасные ароматизированные чаи получаются с добавлением зверобоя, душицы, листьев смородины, цветков земляники, мяты. Такой русский чай трудно представить без варенья, меда.

– Вот бы мне сейчас в кружку медку? – дуя на горячий чай, бормотал Наседкин.

– Будет тебе и мед, и ватрушка с вареньем! – пообещал Герасим.

Всю ночь до полудня хозяйничал морозец, а к вечеру резко потеплело, небо заволокло серыми клочковатыми тучами. Влажный и холодный ветер трепал мокрые ветки берез в палисаднике. В сумраке, возле дома Воробейчика, раздался звук мотора. Анатолий вышел во двор и увидел Журавлева. Поздоровались.

– Слышь, капитан, меня попросили передать, чтобы ты зашел к военкому.

– Что-нибудь случилось?

– Более точной информацией не владею, – признался Семен, – давай поедем завтра поутру, если сможешь?

– Хорошо, поедем, – согласился Воробейчик.

– Вот и ладненько, а я за тобой утречком заеду.

Ранним утром, приведя себя в порядок и доложив матери об отъезде, Воробейчик вышел из дома, где его ждал в машине егерь.

Ехали, каждый думая о своем. Воробейчик стал замечать, что Семен стал не таким, каким был раньше, вероятно его преследует какая-то кручина. Капитан, не выдержав, спросил:

– Семен, у тебя все в порядке?

– На работе порядок, да в семье беспорядок, – буркнул Журавлев.

– Что случилось в семье? – осведомился Анатолий.

– К сожалению, жизнь и счастье – категории разные, все не предсказуемо…

– Да в чем же дело?

– Кажется, пришёл конец моему семейному единству. В общем, когда Зинка сидела дома с детьми, у нас было и единство, и счастье, а как стала работать завмагом, заболела величием. Однажды сказала мне: «Семён, у меня зарплата больше твоей, ты ешь мои магазинные продукты»! Меня тогда, как молнией ударило, неужели это сказала моя любимая Зиночка? Каждый понедельник ездит в контору Орса, принарядившись, обтягивая свою округлую попу узкими юбками. Рассказывала мне тамошняя уборщица, что повадился к ней приезжий шофер, уйдут в сторонку, да любезничают, будто приглашал он ее жить в городе и магазин там будет – не то, что сельмаг. В июне у жены день рождения был. Я пораньше съездил в свою контору и с подарком еду домой, а навстречу из Зинкиного магазина едет Орсовский фургон. Оказывается, конторские девки – товароведы, привезли ей продукты, а разгрузив машину, Зинку взяли с собой, это дело отметить в конторе. А тут я навстречу еду и встретились мы возле мосточка, через речушку. Я пропускаю фургон, а в нем песни поют. Но, самое интересное – моя Зинка в кабине сидит у шофера на коленях и крутит баранку.

Воробейчик, представив картину, как водитель увлеченно обучает продавщицу вождению, не выдержал, громко захохотал, а извинившись, заметил.

– Понимаю – дама, находясь на коленях водителя, держалась за руль, а за что держался сам водитель?

Семен, отшутился.

– Представить себе, не трудно – за что держаться в таких случаях. Вот осенью начальник предложил ей подзаработать на заготовке клюквы. Приехала машина, груженная мешками с сахарным песком, ящиками с водкой, колбасой и тарой под клюкву. В кабине, кроме жены, сидят два незнакомых амбала-грущика. Хозяйка мне заявляет: «Присмотри за детьми и скотиной, я поеду по заготовкам». «Куда это, по заготовкам»? «В соседний район по старой лесовозной дороге». «Вы с ума сошли, там болота, не проехать»! «Нынче лето сухое, проедем»!

– Взял я жену за руку и отвел в спальню, запер на ключ. Сам пошел кормить собак.

– И что, она образумилась? – удивлялся Воробейчик.

– Как бы – не так, выпрыгнула в окно и уехала с мужиками. Вернулась через трое суток, пешком, машина, преодолев сорок верст, закопалась в грязи. Помощи ждать неоткуда, такой грузовик руками не вызволить. А мужикам куда спешить, водки полно и закуси. Потом за пропитую водку и съеденную колбасу Зинка платила из своего кармана. Вот так и живем. Когда-то отец мне говорил: «Женщины порой круто меняются». Но я то думал: «Может с кем-то и случится такое, но только не с моей Зиной».