Михаил Корабельников - Лев Троцкий и другие. Вчера, сегодня. Исторический процесс

О Троцком еще много будет сказано впереди. Но финал известен: находясь в изгнании в Мексике, в августе 1940 года он был убит агентом Сталина.

А вот товарища Н. И. Подвойского Сталин, представьте себе, не расстрелял, как всех остальных главных участников революции. Тот не был оклеветан и умер своей смертью в 1948 году. Это можно расценивать и как курьез: бывают же и у диктаторов свои необъяснимые причуды. Правда, от всего пережитого, а главное – необходимости держать язык за зубами, дабы не потерять голову, наблюдая вакханалию репрессий тридцатых годов в Красной армии, он нажил «грудную жабу». Следует признать, что в частных беседах Подвойский не всегда и сдерживался и, тем не менее, каким-то непостижимым образом избежал общей участи.

И поэт Маяковский тоже не был расстрелян. Он загодя застрелился сам, не дожидаясь естественного разворота событий. Думаю, что не от страха за свою жизнь: Маяковский был большим поэтом, а ложь и поэзия несовместимы так же, как гений и злодейство. Оставшись среди живых, ему пришлось бы и далее лгать, славословя диктатора. И «не вынесла душа поэта…».

И Надежда Аллилуева – вторая жена Сталина – тоже застрелилась сама. Произошло это в 1933 году. К этому времени она уже хорошо изучила своего супруга, и у нее не оставалось иллюзий.

А И. В. Сталин, уничтоживший всю ленинскую гвардию участников революции, умер своей смертью в марте 1953 года, оплаканный советским народом. Он был похоронен в мавзолее рядом с Лениным, как продолжатель его дела, в том числе и организатор, – вместе с Лениным, – Октябрьской революции. Позже его тело вынесли из мавзолея, но похоронили на почетном месте у кремлевской стены, где он покоится и поныне.

Россия – уникальная страна. Она единственная в своем роде.

Говоря о штурме Зимнего дворца поэтическим языком Маяковского, я упустил отразить, как это событие переживалось противоположной стороной – защитниками законной власти в стране, Временного правительства. Хронология событий показывает их полную неготовность к серьезному сопротивлению как с моральной, так и с практической, материальной стороны. Керенский и те, кто его поддерживал, определенно оказались не на высоте положения, действуя пассивно, спонтанно и нерешительно, и везде опаздывали. Сам же Керенский, – который в качестве лидера далеко не Ленин и даже не Троцкий, – в этот злополучный день 25 октября (7 ноября) отсутствовал в столице – бежал в Гатчину.

Воспоминания участников этих драматических событий с разных сторон приводятся, в частности, в книге Л.М.Млечина «Русская армия между Троцким и Сталиным». Из этих воспоминаний складывается следующая картина этого судьбоносного дня.

Все знали, что большевики готовятся взять власть, но никто не решался помешать им. В обществе преобладало настроение, что в случае победы большевиков их власть продержится не более нескольких недель. В Петрограде в эти промозглые осенние дни царило запустение, и город производил впечатление либо оставленного жителями, либо не заинтересованного в поддержании элементарного порядка на улицах.

Л. Б. Красин – бывший соратник Ленина и будущий министр в правительстве большевиков – за несколько дней до революции писал своей жене за границу: «…По погоде настроение у толпы более кислое и злое, чем летом, да и в политике идет какая-то анархистско-погромная волна, перед которой, кажется, даже бесшабашные большевики останавливаются в раздумье. Пожалуй, если бы Корнилов не поторопился, его выступление могло бы найти почву. Сейчас испуганные обыватели с трепетом ждут выступления большевиков, но преобладает мнение, что у них ничего не выйдет или выйдет решительный и уже непоправимый провал».

Л. М. Млечин приводит записи одного из участников обороны Зимнего дворца, преподавателя Петроградской школы прапорщиков инженерных войск А.П.Синегуба. Утром 25 октября Синегуб во главе батальона юнкеров по распоряжению главного штаба Петроградского военного округа явился к Зимнему дворцу «для усмирения элементов, восставших против существующего правительства». Когда Синегуб попросил у комиссара Временного правительства выдать патроны, так как их было мало в наличии, тот сказал, что это лишнее. Ибо дело до огня дойти не может: «Огня без самой крайней необходимости не открывать. А если подойдет к Мариинскому дворцу какая-нибудь хулиганствующая толпа, то для ее укрощения достаточно одного вида юнкеров с винтовками». Ни в коем случае нельзя было открывать огня первыми, так как поднимутся крики, «что мы первые открыли стрельбу и что мы идем по стопам старорежимных городовых – стреляем в народ».

Таким был уровень понимания сложившейся обстановки у руководителей обороны. А к этому времени красногвардейцы уже захватили городскую и центральную телефонные станции и телеграф. Вскоре телефоны Зимнего дворца были отключены. Большевики через радиостанции крейсера «Аврора» и «Новая Голландия» контролировали и радиосвязь. «Зимний», таким образом, потерял связь с внешним миром.

К «Зимнему» были вызваны все, кто откликнулся на призыв правительства – это, главным образом, школы прапорщиков из Ораниенбаума, Петергофа, Константиновское артиллерийское училище. Кроме того здесь появились казаки, которые решили поддержать Временное правительство, а также инвалиды – георгиевские кавалеры и ударная рота женского «батальона смерти». Однако вскоре Константиновцы покинули дворец и увезли с собой орудия. Собрались уходить и казаки. Сцена расставания с казаками описана следующим образом:

«Поручик Синегуб, вскочив на ящик, стал убеждать станичников остаться. Командовавший ими подхорунжий ответил:

– Когда мы сюда шли, нам сказок наговорили, что здесь чуть ли не весь город с образами, да все военные училища и артиллерия, а на деле-то оказалось – жиды да бабы, да и правительство тоже наполовину из жидов. А русский-то народ там с Лениным остался. А вас тут даже Керенский, не к ночи будь помянут, одних оставил.

И эта отповедь, и эти смешки взбесили Синегуба, и он накинулся на подхорунжего:

– Кто мне говорил вот на этом самом месте, что Ленинская шайка вся из жидов, а теперь вы уже и здесь жидов видите! А вы, трусы подлые, женщин и детей оставляете, а сами бежите. Смотрите, вас за это Господь так накажет, что свету не рады будете…

Казаки молча уходили.»

Не будем придираться к словам подхорунжего относительно засилья «жидов» в правительстве. На самом деле, среди министров Временного правительства не было ни одного. Устами казака глаголет простая истина: никто в России не станет защищать слабую власть, будь она хоть трижды законной. А «жиды и бабы» – только повод уйти от ответственности.