Екатерина Мишаненкова - Фаина Раневская. Один день в послевоенной Москве

В парфюмерных магазинах появились лосьоны «Тоник», «Топаз», «Вита», крем после бритья «Норд», духи и одеколон фабрики «Красная заря»: «Огни Москвы», «Красная Москва», «Черный ларец», «Голубой ларец», «Золотая звезда», «Манон», «Камелия» и «Магнолия». Фабрика «Новая заря» выпустила духи «Жди меня». Духи «Кремль» продавались во флаконах, похожих на Водонапорную башню Кремля. Продавалось и мыло «Кремлевские звезды» в форме звезды, а также наборы мыла «30 лет Октября», «Триумф Октября», зубной порошок «Юбилей Октября», «Детский», «Виктория», «Садко», «Метро» и т. д.

Ну и нельзя рассказывать о послевоенной жизни и не затронуть при этом тему снижения цен. О, это была великолепная популистская мера. В политическом смысле она стоила всех сопровождавших ее экономических издержек. Давно уже забылось, что за эти снижения цен в больших городах пришлось расплачиваться голодом в деревнях и дефицитом в маленьких городках. Семьдесят с лишним лет прошло, а о сталинских снижениях цен до сих пор вспоминают с ностальгией.

…Из всего хорошего, сердечного, сказанного мне публикой, самое приятное – сегодня полученное признание. Магазин, куда я хожу за папиросами, был закрыт на обеденный перерыв. Я заглянула в стеклянную дверь. Уборщица мыла пол в пустом зале. Увидев меня, она бросилась открывать двери со словами: «Как же вас не пустить, когда, глядя на вас в кино, забываешь свое горе. Те, которые побогаче, могут увидеть что-нибудь и получше вас (!!!), а для нас, бедных, для народа – вы самая лучшая, самая дорогая…» Я готова была расцеловать ее за эти слова.

48 год, 22 июня

Снижения цен начались еще в 1946 году, но с 1948 года они превратились в торжественное ежегодное мероприятие и стали практически обязательными. Последнее снижение цен проводилось в 1954 году, после чего Хрущев прекратил эту порочную практику и попытался начать жить по средствам, чего ему так и не простили.

Сталин сумел превратить ежегодные снижения цен в настоящий праздник. Население оповещалось заранее – в магазинах появлялись разноцветные объявления и плакаты, приглашающие покупателей на распродажу. На предприятиях проводились митинги, на которых трудящиеся благодарили партию и правительство. Рабочие присылали письма в газеты: «Не было такого случая, чтобы слова товарища Сталина не выполнялись. Иосиф Виссарионович сказал, что цены будут снижены и в ближайшее время будет отменена карточная система, значит, так это и будет. Большое ему спасибо от нас, рабочих». Им вторили и в городских очередях: «Цены снижены по-сталински – большой размах, солидная фирма»; «Ходил я в чайную только чайку попить, а теперь и с булочкой можно».

Благодаря «неснижаемому запасу» в Москве и Ленинграде удавалось поддерживать в магазинах это изобилие. Но в других городах вскоре все раскупили, и много где начала стихийно восстанавливаться нормированная система снабжения в виде карточек, заборных книжек, специальных пропусков. Люди пытались жаловаться, писали в газету «Правда»: «В очередях у хлебных магазинов происходит ужасная картина, установили «десятки», выделили бригадиров и наблюдателей у входа. Рабочий получает на 3–4 суток 2 кг хлеба. Ежедневно происходит мордобитие. Все это создаст ужасное положение рабочих» (г. Семипалатинск); «В городе Спасске исключительно плохое снабжение хлебом. Чтобы получить хлеб, надо отстоять в очереди с утра и до следующего утра. Я инвалид войны, ввиду своего здоровья не могу лезть в давку, и потому я и моя семья из 5 человек вот уже 10 дней не видим хлеба» (Рязанская область).

Очереди вообще стали приметой того времени. «Здесь ругались и дрались, знакомились и влюблялись, изливали душу, делились знаниями и узнавали новости, пророчествовали и высказывали смутные опасения, – пишет Г. Андриевский. – В очередях можно было услышать о том, как немецкая подводная лодка высадила в южной Патагонии Бормана, бежавшего из Берлина, когда в него вошли наши войска, а сама была затоплена; о том, как фашисты похитили труп Муссолини с миланского кладбища и хранили его в сундуке монастыря «Святой ангел», пока наконец один из монахов монастыря ордена Меньших братьев не выдал его полиции. В очереди можно было услышать о том, что знаменитая исполнительница русских народных песен Лидия Русланова повесилась на собственных чулках в камере Бутырской тюрьмы, куда ее посадили из-за мужа, генерала, вывезшего из Германии целый вагон барахла…»

Лидия Русланова выступает с концертом перед советскими воинами на ступенях Рейхстага

Фотоаппарат ФЭД-2

Женское царство, в котором рос Алексей Щеглов, не было для того времени чем-то исключительным и даже необычным. Все послевоенное советское общество было преимущественно женским обществом. Война унесла десятки миллионов жизней, и по подсчетам специалистов, 76 % погибших были мужчины. Но что еще хуже, больше всего пострадало поколение, рожденное в 1901–1931 годах, то есть самая дееспособная часть мужского населения, те люди, кому самое время было вступать в брак и заводить детей.

В 1940 году в Советском Союзе на 100,3 миллиона женщин приходилось 92,3 миллиона мужчин. Причем разница в 8 миллионов не была особо значимой, поскольку в основном ее причина была в более ранней мужской смертности. Среди людей же в возрасте от 20 до 44 лет женщин было 37,6 миллионов, а мужчин – 34,8 миллионов, то есть на сотню женщин приходилось примерно 92–93 мужчины (надо помнить, что это было поколение, уже сильно прореженное Первой мировой войной, революцией и Гражданской войной).

Перед спектаклем. Зрители в фойе Малого театра, 1950-е годы

Еще во времена своих «Университетов» Раневская устроилась в «клетушке» на Большой Никитской, переименованной потом в улицу Герцена. Этот двухэтажный, вросший в землю флигель, где сейчас какая-то контора, принадлежал когда-то семье Натальи Гончаровой. Отсюда поехала она венчаться с Александром Сергеевичем в церковь Большого Вознесения, расположенную неподалеку.