Юрий Васильев - Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том первый

В работах В. И. Шишкина 78 78 См.: Шишкин В. И. К характеристике общественно-политических настроений и взглядов участников Западно-Сибирского мятежа 1921 г. // Гуманитарные науки в Сибири. Новосибирск, 1996. №2; Его же. К вопросу о роли Сибирского крестьянского союза в подготовке Западно-Сибирского мятежа 1921 г. // Сибирь на рубеже XIX—XX веков. Новосибирск, 1997; Его же. К вопросу о причинах Западно-Сибирского восстания 1921 года // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 1998; Его же. Западно-Сибирский мятеж 1921 г.: обстоятельства и причины возникновения // Социально-культурное развитие Сибири XVII—XX веков. Бахрушинские чтения 1996 г. Новосибирск, 1998; Его же. Шишкин В. И. Сибирская Вандея: вооруженное сопротивление коммунистическому режиму в 1920 году. Новосибирск, 1997. , Н. Г. Третьякова 79 79 Третьяков Н. Г. К вопросу о возникновении Западно-Сибирского восстания 1921 г. // Роль Сибири в истории России. Бахрушинские чтения 1993 г. Новосибирск, 1993; Его же. Западно-Сибирское восстание 1921 года. Автореф. дис. … канд. ист. наук. Новосибирск, 1994. было предложено серьезное обоснование, на материалах Западно-Сибирского восстания и других восстаний в Сибири, главных причин крестьянского протеста. В их числе авторы называли недовольство населения политикой центральных и местных, прежде всего губернских, властей (продразверстками, мобилизациями и трудовыми повинностями), не считавшихся с реальными интересами и объективными возможностями крестьянства, а также возмущение методами осуществления этой политики, злоупотреблениями и преступлениями сотрудников продовольственных органов. Исследователи считали, что Западно-Сибирское восстание носило преимущественно стихийный характер. Исследователи осветили причины протестных выступлений бывших «красных партизан» в Сибири, выступивших против недавних союзников по борьбе против Колчака. Сам по себе это был уникальный феномен протестного движения в России, характерный только для Сибири.

Развитию исследований в 1990-е гг. способствовала разработка теоретико-методологических аспектов изучения крестьянского движения в условиях революционной и послереволюционной трансформации России. В. П. Данилов выдвинул положение о том, что аграрная революция – основа всего происходившего в России, начиная с 1902 г. вплоть до 1922 г. включительно: крестьянская революция заставила отказаться от продовольственной разверстки, ввести нэп, признать особые интересы и права деревни 80 80 См.: Данилов В. П. Аграрные реформы и аграрная революция в России // Великий незнакомец: Крестьяне и фермеры в современном мире / Сост. Т. Шанин. М., С. 319. См. также: Данилов В. П. Крестьянская революция в России. 1902—1922 гг. // Крестьяне и власть: Материалы конф. М.; Тамбов, 1996. С. 4—23; Данилов В. П. Крестьянская революция в России. 1902—1922 гг. (О первых результатах исследований по коллективному проекту) // Гуманитарная наука в России: Соросовские лауреаты. История, археология, культурная антропология и этнография. М., 1996. С. 53—58. . Позицию Данилова поддержал Теодор Шанин, утверждавший, что крестьянская война в России продолжалась два десятилетия, а нэп выразил блистательную, хоть и временную победу крестьянской войны 81 81 Шанин Т. Проект «Крестьянская революция в России. 1902—1922 гг.» // Нестор Махно. Крестьянское движение на Украине. 1918—1921: Документы и материалы. М., 2006. С. 843. См. также: Шанин Т. Революция как момент истины: 1905—1907 гг. – 1917—1922 гг. М., 1997. . Однако в данной концепции не учитывается комплекс обстоятельств, связанных с оценкой 1917 г. как поворотного периода российской истории в контексте дихотомии власть-крестьянство: кардинальными отличиями дореволюционной самодержавной власти и новой власти (Советского государства), глубокими изменениями в среде крестьянства, которые произошли в период революционной трансформации (см. приведенные выше показательные оценки Г. П. Федотова). Поэтому механическое проецирование дореволюционных взаимоотношений крестьянства и государства на послереволюционный период умозрительно. Вызывает сомнение также оценка полутора десятилетий дореволюционных лет в качестве революции: принципиального изменения отношений по поводу власти и собственности (земли) между крестьянством и государством в этот период не произошло. Определять в качестве крестьянской революции крестьянские бунты и волнения вплоть до весны-лета 1917 г. представляется наивным.

Критическое восприятие автором данной диссертации даниловской концепции созвучно позиции В. Л. Телицына. По его оценке, в схеме В. П. Данилова длительный конфликт государства и крестьянства принят без учета изменений условий и самой власти, в котором 1917 г. – переломный. Протестные настроения в крестьянской среде до 1917 г. не имели антирежимный характер, они отличались персонифицированностью и локализованностью. После революции ситуация изменилась: в числе врагов оказались вожди Советского государства 82 82 См.: Телицын В. Л. «Бессмысленный и беспощадный»?.. Феномен крестьянского бунтарства 1917—1921 годов. М., 2003. С. 42—43, 51. . Первые годы истории Советского государства – начало качественно отличного периода отечественной истории. В этой связи также правомерна критика точки зрения, что крестьянство выступало против государства в следующих случаях: если государство чрезмерно вторгалось в сферу интересов крестьян, не оправдывало их социальных ожиданий, выявляло слабость. Но это применимо к любому кризисному периоду российской истории, а не только к событиям после революции 83 83 См. там же. С. 44. .

Значимым являлось введение в оборот понятия, характеризующего протестное крестьянское движение в Советской России – крестьянская война (Д. А. Сафонов, В. П. Данилов, Т. Шанин, Т. В. Осипова, В. Л. Телицын и др.). Определяя крестьянский протест 1920—1921 гг. как «великую крестьянскую войну», Д. А. Сафонов назвал ее «очередной» крестьянской войной 84 84 Сафонов Д. А. Великая крестьянская война 1920—1921 гг. и Южный Урал. С. 3—5. . Однако крестьянские войны в России XVII и XVIII вв. в сравнении с крестьянской войной в условиях Советской России имели больше различий, чем сходства. В. П. Данилов и Т. Шанин определили завершение крестьянской войны против политики военного коммунизма в 1921—1922 гг. Кроме этого, они выдвинули идею трансформации крестьянской революции в крестьянскую войну против большевистского режима, который отождествлялся в деревне с продовольственной разверсткой и разными мобилизациями и повинностями, с системой повседневного и всеохватывающего насилия 85 85 См.: Данилов В., Шанин Т. Научно-исследовательский проект «Крестьянская революция в России. 1902—1922 гг.» // Крестьянское движение в Поволжье. 1919—1922 гг.: Документы и материалы. М., 2002. С. 6, 7. . По схеме В. П. Данилова, крестьянская революция заставила признать особые интересы и права деревни. В качестве результата осуществленной крестьянством аграрной революции приводился Земельный кодекс, который был принят ВЦИК 30 октября 1922 г., а вступил в силу 1 декабря 1922 г. Однако, по признанию автора данного утверждения, подобная победа крестьянской революции оказалась равносильной поражению, поскольку крестьянство не смогло создать отвечающую его интересам государственную власть 86 86 См.: Данилов В. П. Аграрные реформы и аграрная революция в России // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 319; Его же. Крестьянская революция в России, 1902—1922 гг. // Из материалов конференции «Крестьяне и власть, Москва – Тамбов, 1996. С. 22—23. . Вряд ли можно подобную «пиррову» победу считать значимым достижением. Формальные уступки в виде Земельного кодекса носили временный характер, как и весь нэп. Они были обусловлены конкретной ситуацией, сложившейся в стране, изменением тактики правящей партии. В новом советском земельном законодательстве основополагающим принципом земельной политики определялась национализация земли, а не социализация, как это было после Октября 1917 г. Сохранение формы единоличного крестьянского хозяйства декларировалось наряду с коллективными объединениями в виде коммун, артелей и совхозов. Кратковременная эйфория по поводу «победы крестьянской революции», выраженной в сохранении мелкого хозяйствования и традиционного характера общинного земледелия (по сути – консервации аграрного общества и патриархальных отношений), была преждевременной с точки зрения объективно неизбежной перспективы товарного хозяйствования. К тому же невозможно представить, как крестьянство, никогда не являвшееся единым политическим субъектом, способно создать государственную власть: российский крестьянин не был знаком с феноменом государства как сложного механизма, он никогда не был управлявшим субъектом, а лишь управляемым.