Петр Котельников - Не судимы, но осуждены. Том II

День 2 августа 1100 года был великолепен. На небе ни облачка. Легкий ветерок делал тепло летнего дня удивительно приятным для тела. Свора гончих собак на псарне завывала, требуя свободы. И король решил, что все эти предзнаменования пусты, охота успокоит его расшалившиеся нервы. Чуть заикаясь, он приказал Тирелу собираться на охоту. Ближе к вечеру, покинув дворец в сопровождении придворных, он направился в свои охотничьи угодья. Король с одним из приближенных, Вальтером Тирелом, отделились от других охотников, преследуя дичь. Солнце уже закатывалось, в лесу быстро сгущались тени. Вскоре наступила темнота. Король к месту сбора не явился. Тирела тоже никто не видел.

На следующее утро местные крестьяне нашли тело короля со стрелой в груди. Придерживались одной версии: смерть короля явилась результатом несчастного случая. Эту версию подхватил и тот, кто поспешил объявить себя наследником английской короны. Им был младший брат короля Генрих. Кто мог подтвердить версию о несчастном случае, если единственный человек, который мог бы рассказать о случившемся, Тирел бежал из Англии? Действительно ли смерть короля была результатом несчастного случая или имел место заговор против Вильгельма, не известно? Во всяком случае, в смерти государя слишком многие были заинтересованы. Заинтересован был и сам Тирел, женатый на сестре Гилберта де Клера, неоднократного участника восстаний против короля, который присутствовал на этой охоте. Среди охотников находился и младший брат Вильгельма Генрих.

Увидев мертвое тело брата, Генрих, оставив его лежать, сел на коня, добрался до Винчестера, чтобы захватить государственную казну.

В смерти короля были заинтересованы и вольные охотники. Им указом короля, находясь в лесах, запрещалось иметь лук и стрелы, держать собак, (собакам нужно было отрезать когти). За порубку леса был назначен разорительный штраф, за браконьерство – ослепление или увечье.

Замок графа Анжуйского вблизи столичного города Ле-Мана утопает в зелени деревьев. А чуть подальше видны сады, виноградники и хлебные нивы.

…Сверкает на солнце излучина Мэна. Рябь на реке кажется серебряной чешуей огромной змеи. Широка река и глубока. Под дыханием ветра в зарослях тальника и рогоза пробегают зеленые волны. Плоты и ладьи бороздят речную поверхность. Воды реки заполняют и глубокий ров, окружающий темно-серые каменные стены замка. Башни с узкими окнами-бойницами созданы для того, чтобы острые стрелы неслись из них. И так удивительно для глаз, и так приятно для ушей, когда светятся они мирным неярким светам, а несутся из них звуки музыкальных инструментов…

Сочинения на историческую тему напоминают мне примерочную, где одежду толстяка пытаются приспособить под тощего субъекта, и наоборот! Этим в настоящее время вовсю занимаются на Украине, не замечая того, что создаваемое и нелепо по виду и безобразно по форме. Правда, и в прошлом не утруждали себя поисками деталей доказательств. Стоило ли осуждать менестреля под звуки лютни воспевающего подвиги рыцаря Зигфрида, если само существование этого персонаж можно поставить под сомнение? Тем более, менестрель и не скрывал, что исполняет отрывок из «Песни о нибелунгах».

Приятен и мелодичен голос трубадура Мишеля, живущего при дворе нормандского герцога Роберта и воспевающего подвиги графа Роланда, участника похода Карла Великого и погибшего в 778 году в Ронсевальском ущелье, когда франки по глупости своей забрались туда и попали в засаду. Только, описывая мужество франков, трубадур почему-то называет противников слуг Карла Великого маврами. На самом деле сражались с франками баски. Да-да, те самые баски, которые и сегодня не дают испанцам спокойно и мирно жить! Но едва ли язык повернется, чтобы обвинять трубадура в исторических неточностях, если исполняемое им произведение так и называлось – «Песнь о Роланде».

Хотелось бы каждому верить в торжество правды! Только вера и поддерживает человека в час испытаний.

Слушает герцог Нормандский менестреля, осушает кубок за кубком вино, а в душе злоба растет. Как получилось, что не он, старший сын Вильгельма Завоевателя, правит Англией, а тот, кто прав ни на нее, ни на Нормандию не имел? Пока Роберт Нормандский сражался с турками, его опередил самый младший из братьев. Долгая дорога из Палестины задержала в пути Роберта. Да, он обладал правом занять освободившийся престол. Мало того, его поддержали и значительное количество баронов… Но не дремал младший Генрих. В поисках сторонников, которые могли бы поддержать его претензии на престол, Генрих выпустил коронационную Хартию Привилегий, в которой обещал не посягать на права церкви, соблюдать права наследования, взимать четко фиксированные налоги. Позднее этот документ получит название – «Хартия вольностей Генриха Первого». Он использовал то, что нынче называют «политическим подкупом избирателей». И английские бароны клюнули на приманку, тем более что за период правления Вильгельма II они устали от несправедливостей, творимых королем. Генрих, чтобы укрепить свои позиции среди танов (феодалов) англосаксонского происхождения, женился на Матильде, шотландской принцессе англосаксонского королевского рода.

Когда Роберт Нормандский вернулся в Англию, его младший брат уже правил государством под именем английского короля Генриха I. Поняв, что он проиграл, Роберт отказался от своих прав на английский престол, удовольствовавшись частью земель Генриха в Нормандии и ежегодной выплачиваемой компенсацией.

Но если как военачальник Роберт славился, то в вопросах правления он оказался неважным правителем. За несколько лет правления ему удалось ввергнуть Нормандию в такой хаос, что многие из его подданных бежали в Англию и уговаривали Генриха навести порядок в пределах отцовского удела. Нужен был предлог, который мог бы снять папскую защиту крестоносца. И предлог сам собой пришел. Против Роберта восстал барон Роберт Беллем. Пламя войны заполыхало!

Долго сомневался Генрих, но, заручившись поддержкой баронов и соседей, в 1106 году он встретил армию Роберта на юго-западе Нормандии, разбил ее и захватил брата в плен. До самой смерти Роберт проведет в заключении, сначала в подвалах Ле-Мана, а потом в Англии.

…Пустота. Безлюдье. Одиночество. Мир каменной ячейки за тяжелой дубовой, железом окованной дверью. Он ловит дуновение свежего ветра, запрокинувшись, видит далекий отблеск синевы. Вот в ней исчезнет край белого облака, в каземате потемнело. Голова устала, он опускает ее и упирается подбородком в серый шершавый камень.

Кажется, что если время сковано стенами камня, то оно замедляет свое движение, медленнее и томительно течет. И ведь как быстро оно неслось там, на просторе полей и каменистой пустыни!