Дмитрий Дубенский - Революция, или Как произошел переворот в России

Здесь в Петрограде – наоборот, весь город жил не столько серьезной политикой, сколько пустыми слухами и пошлыми сплетнями. Появилась положительно мода ругать в обществе Правительство и напряженно порицать Царское Село, передавая ряд заведомо лживых и несообразных известий о Государе и Его Семье. Газеты самые спокойные и более, так сказать, правые, подобно «Новому Времени» {7}, все-таки ежедневно стремились указывать на ту или иную, по их мнению, ошибку Правительства. Государственная Дума, руководимая Прогрессивным блоком {8}, с августа 1916 года определенно вела открытую борьбу с Правительством, требуя, как наименьшего, ответственного Министерства.

Бывало вернешься домой, повидаешь гвардейских офицеров, близких знакомых, разных общественных деятелей и лиц служебного мира, поговоришь с ними и невольно поразишься всем тем, что услышишь.

Точно какой-то шквал враждебной Правительству агитации охватил наш Петроград и, как это ни странно, в особенности старались принять в ней участие наш высший круг и нередко и сами правящие сферы. Все вдруг стали знатоками высшей политики, все познали в себе способности давать указания, как вести Великую Империю в период величайшей войны. Почти никто не упоминал о трудах Государя, о стремлении Его помочь народу вести борьбу с врагом успешно. Наоборот, все говорили о безответственном влиянии темных сил при Дворе, о Распутине, Вырубовой {9}, Протопопове {10}, о сношениях Царского Села даже с Германской Императорской Фамилией. Лично я стоял далеко от всего этого шума столичной жизни, так как, находясь в Ставке при Его Величестве, мало бывал в Петрограде во время войны.

После Нового Года, на короткое время, я уехал в Москву. Там из Первопрестольной шли те же совершенно разговоры, как и в Петрограде.

Торгово-промышленный класс, имевший огромное влияние и значение в Первопрестольной, руководил общественным мнением. Фабриканты, заводчики, получая небывалые прибыли на свои предприятия во время войны, стремились играть и политическую роль в государстве. Их выражение: – «промышленность теперь все», не сходило с языков. Московская пресса – «Русское Слово» (Сытина) {11}и «Утро России» (Рябушинских) {12}бойко вели агитацию против Правительства и Царского Села.

Кажется 23-го января в Царском Селе в Александровском дворце {13}, должен был состояться прием иностранных Миссий {14}наших союзников – Англии, Франции, Америки, Италии, собравшихся в Петрограде для обсуждения вопросов, насколько помню, о снабжении Союзных Армий предметами довольствия, по какой-то общей программе и системе.

Был ясный, солнечный морозный день. Александровский дворец пронизывался лучами солнца. Чудные залы блистали своей красотой. Иностранцы собрались в полукруглом нижнем зале.

Каждая группа в своих военных формах стала по государствам, во главе со своим представителем. Я обратил внимание на Великобританского Посла Бьюкенена {15}. Он среднего роста, седоват, с красным, некрасивым лицом, с лысиной, которую зачесывает; через его черный английский мундир протянулась сине-лиловая лента.

Государь вышел в кителе, орденах, в сопровождении Министра Двора графа Фредерикса {16}, Обер-Гофмаршала графа Бенкендорфа {17}, Министра Иностранных Дел Покровского {18}и лиц Своей Свиты. Его Величество обошел всех иностранцев, со многими говорил. Бьюкенен старался держаться как-то напыщенно и гордо и это бросалось в глаза. После приема Государь разрешил фотографу снять общую группу. Его Величество поместился в центре, окруженный Послами и офицерами Союзных Армий. Граф Бенкендорф был недоволен, что Государь снялся в группе. «Очень жаль, что это случилось», сказал он. «Тут далеко не все сочувствуют Государю; достаточно указать на Бьюкенена, чтобы не желать этой группы». Граф Бенкендорф пользовался глубочайшим уважением не только всего Двора, но и всех кто его знал, был выдержанный, спокойный человек и, если он решился высказать такую мысль, хотя и в тесном кругу лиц Свиты, то значит имелись к сему основания. Впрочем, широко известно было, что Посол Англии стоит близко к тем сферам Государственной Думы и Государственного Совета {19}, которые ведут интригу против Государя и желают срочных перемен в Правительстве России.

Прием был короткий; Высочайшего завтрака не было и все присутствовавшие иностранцы скоро уехали из Царского Села.

В последних числах января я был в Царскосельском Александровском дворце, у гувернера Наследника, Жильяра {20}и мы вместе с ним пошли к Цесаревичу. Алексей Николаевич {21}с каким-то кадетом оживленно вел игру у большой игрушечной крепости. Они расставляли солдатиков, палили из пушек и весь их бойкий разговор пестрел современными военными терминами: пулемет, аэроплан, тяжелая артиллерия, окопы и пр. Впрочем, игра скоро кончилась и Наследник с кадетом {22}стали рассматривать какие-то книги. Здесь вошла Великая Княжна Анастасия Николаевна… {23}Вся эта обстановка детских двух комнат Наследника была проста и нисколько не давала представления о том, что тут живет и получает первоначальное воспитание и образование будущий Русский Царь. На стенах висели карты, стояли шкафы с книгами, было несколько столов, стульев, но все это просто, скромно до чрезвычайности.

Алексей Николаевич, говоря со мной, вспоминал нашу с ним беседу, когда он был в поезде с Государем осенью 1915 года на Юге России:

– «Помните, Вы мне сказали, что в Новороссии Екатерина Великая {24}, Потемкин {25}и Суворов {26}крепким узлом завязали Русское влияние и Турецкий Султан навсегда потерял значение в Крыму и южных степях». «Мне это выражение понравилось, и я тогда же сказал об этом Папе. Я всегда Ему говорю, что мне нравится». Затем Наследник стал вспоминать Ставку.

Все это Наследник оживленно говорил и бодро, и весело глядел своими большими, выразительными глазами. Да и вообще Алексей Николаевич имел здоровый и красивый вид. Он постоянно перебегал с одного места на другое. Хромоты не было заметно. Он рассказывал о своих зимних работах в саду, о снежных траншеях и целом ряде своих игр. Пребывание у Алексея Николаевича было приятно, и я с истинным удовольствием беседовал с этим умным, добрым и очень способным Цесаревичем. А насколько спокойна была жизнь детей, особенно младших, настолько трагично и сумрачно шла жизнь Государя и Императрицы в эти дни.

Его Величество ясно понимал все то, что происходило в Петрограде. От Него требовали гласного, торжественного отказа от Самодержавия, передачи власти Государственной Думе и Государственному Совету и превращения их в Парламент с ответственным Министерством. Государь прекрасно сознавал, что это облегчило бы Ему личную жизнь и освободило бы от громадной работы, постоянно лежавшей на Его плечах. Он выиграл бы, успокоилась бы Семья, но Его Величество считал себя не вправе этого сделать, ибо не верил, чтобы это улучшило жизнь России, и вот почему Он отклонял все предложения о реконструкции Государственной власти.