Дэвид Гранн - Затерянный город Z

Однажды Фосетт покинул форт Фредерик и двинулся вглубь острова, через переплетение колючих кустов и вьющихся растений. «Повсюду меня окружали звуки – звуки дикого мира», – писал он о цейлонских джунглях. Несколько часов спустя он добрался до искомого места – стены, наполовину погребенной под землей и испещренной сотнями вырезанных на ней изображений слонов. Это была часть древнего храма, и вокруг Фосетт видел примыкающие к нему другие развалины – каменные колонны, сводчатые проходы, дагобы [12] Мавзолеи у буддистов. . Это были руины Анурадхапуры – города, который был построен здесь больше двух тысяч лет назад. Теперь же, по выражению одного из современников Фосетта, «город исчез, точно сон… Где те руки, что возвели его, те люди, что искали в нем убежища от испепеляющего дневного жара?». Позже Фосетт напишет своему другу, что «старый Цейлон погребен под лесом и плесенью… Там – кирпичи, исчезающие дагобы, непонятные курганы и провалы, а также надписи».

Фосетт уже не мальчик – ему за тридцать, и он не желал провести остаток жизни, переходя из одного гарнизона в другой и без конца строя воздушные замки. Он хочет стать тем, кого Джозеф Конрад называл «солдатом географии», несущим «в груди искру священного огня» и на потаенных широтах и долготах Земли открывающим секреты человечества. И он знает, что путь его ведет в одно-единственное место: лондонское Королевское географическое общество. Именно оно снарядило в путь Ливингстона, Спика, Бертона, именно оно дало начало Викторианской эпохе открытий. И Фосетт не сомневался: оно поможет ему осуществить то, что сам он называл своей Судьбой.

«Вот вам ваше Королевское географическое общество, приехали», – произнес таксист, высаживая меня февральским утром 2005 года перед входом в здание, располагавшееся напротив Гайд-парка. Строение выглядело как экстравагантный частный особняк, – чем оно и было, пока общество, расширяясь, не приобрело его в 1912 году. Трехэтажный дом со стенами красного кирпича, подъемными окнами, голландскими пилястрами и нависающей над верхним этажом медной крышей с несколькими каминными трубами, – вместе все это напоминало детское представление о замке. Вдоль фасадной стены высились ростовые статуи Ливингстона, в знаменитой кепке и с тростью, и Эрнста Шеклтона, исследователя Антарктики, в полярных сапогах, закутанного в многочисленные шарфы. При входе я спросил у охранника, где находятся архивы, которые, как я надеялся, могли бы пролить свет на деятельность Фосетта в качестве путешественника и на его последнее странствие.

Когда я впервые позвонил Джону Хеммингу, бывшему председателю Королевского географического общества и историку, занимавшемуся бразильскими индейцами, чтобы расспросить его об этом исследователе Амазонии, он осведомился: «Вы ведь не из свихнувшихся на Фосетте?» Похоже, общество с некоторых пор стало опасаться тех, кого слишком захватила судьба Фосетта. Несмотря на то что прошло уже много времени и вероятность его обнаружения неуклонно уменьшалась, иные искатели, кажется, с годами делались все фанатичнее. Десятилетиями они вымогали у общества информацию, стряпали свои собственные причудливые гипотезы, а потом отправлялись в джунгли на верную гибель. Их часто называли фосеттоманами. Один человек, отправившийся на поиски Фосетта {9} 9 Один человек, отправившийся на поиски Фосетта… – Стив Кемпер, сообщение 1995 года «Поминки по Фосетту» лично предоставлено С. Кемпером автору данной книги. в 1995 году, писал в статье (неопубликованной), что его восхищение путешественником перешло в сущий «вирус» и что, когда он обратился в общество за помощью, «раздраженный» сотрудник заметил по поводу охотников на Фосетта: «По-моему, они безумны. Эти люди – просто одержимые». Я чувствовал себя по-дурацки, вламываясь в общество с требованием показать мне все бумаги Фосетта, однако архивы общества, в которых хранились, в частности, секстант Чарльза Дарвина и оригиналы карт Ливингстона, были открыты для широкой публики лишь несколько месяцев назад и могли оказаться для меня бесценными.

Охранник у входа выдал мне пропуск в здание, и я прошел по смахивающему на проход в пещере мраморному коридору, миновал старый вестибюль-курилку и облицованную орехом картографическую комнату, где некогда собирались исследователи, подобные Фосетту. Недавно общество пристроило к зданию современный стеклянный павильон, но это обновление не развеяло атмосферу «не от времени сего», царящую в этом строении.

Однако во времена Фосетта общество помогало совершать один из самых невероятных подвигов в истории человечества – наносить мир на карту. Пожалуй, по размаху и количеству человеческих жертв с этим не может сравниться ни одно деяние – ни постройка Бруклинского моста, ни рытье Панамского канала. Это предприятие, начатое еще в те времена, когда древние греки заложили основные принципы изощренной картографии, растянулось на многие века, стоило, в пересчете на нынешние деньги, многие миллионы долларов и отняло тысячи жизней, а когда оно было почти завершено, то это достижение оказалось столь ошеломляющим, что уже мало кто мог вспомнить, как мир выглядел раньше и как вообще был совершен этот подвиг.

В одном из коридоров Королевского географического общества я увидел на стене гигантскую карту мира, относящуюся к XVII веку. Края ее украшали морские чудища и драконы. Столетиями у картографов не было {10} 10 Столетиями у картографов не было… – Сведения об истории карт и географии я главным образом почерпнул из следующих работ: Уилфорд . Создатели карт; Собел . Долгота; Бергрин . За краем света; де Камп и Лей . Земли по ту сторону. никаких способов узнать, что же находится на большей части земного шара. И довольно часто эти пробелы заполнялись фантастическими королевствами и чудовищами, словно эти выдумки, пусть даже самые жуткие, были все же не столь страшны, как подлинное неведомое.

В Средние века и эпоху Возрождения на картах рисовали: азиатскую птицу, разрывающую людей на части; немецкое пернатое, светящееся в темноте; обитателей Индии – с шестнадцатью пальцами на ногах, песьими головами и прочим; африканских гиен, чьи тени заставляют собак неметь; существо под названием василиск, убивающее своим дыханием [13] Чаще василиску приписывают способность убивать не дыханием, а взглядом. . Самым страшным местом на карте считалась земля Гога и Магога, чьи армии, как предупреждала книга Иезекииля, однажды придут с севера, чтобы уничтожить народ израильский, «как туча, чтобы покрыть землю» [14] Иез. 38: 9. .

При этом карты отражали вечное стремление человека к более притягательному предмету – раю на земле. Среди главных ориентиров у тогдашних картографов числились Фонтан юности, в поисках которого Понсе де Леон обшаривал Флориду в XVI веке, и Эдемский сад, о котором Исидор Севильский, энциклопедист VII века, писал, что он полон «всевозможных видов деревьев, дающих материал для жилищ и плоды, и есть в нем также древо жизни».