Аскольд Засыпкин - В памяти нашей гремит война. Книга 2. Часть третья. Служим Родине

Момент истины настал. Осторожно открываем створки окна, благо они не заперты, слегка приоткрыты для проветривания от свежей краски. И без единого звука по одному проникаем в помещение с малостью вещей первой необходимости. Тщательно спланированная операция её первый этап успешно выполнен. Без суеты заняли места, заранее распределённые. Прихватили с собой бутылку вина и бутылку водки для храбрости в обороне, если будут выгонять.

Уже начало светать, выпили немножко, успокоились и мертвецки заснули за много дней мытарств. Неизвестно сколько бы спали, но нас случайно обнаружила дежурная и подняла шум. В гостиницу немедленно прибыл полковник Муха, вероятно, лично контролировал заселение.

1956 год, гарнизон Воздвиженка (гостиница) Аскольд Засыпкин, Александр Диденко

Дверь в комнату с треском распахнулась в неё влетел Муха в сопровождении замполитом нашего полка. Увидев картину мертвецки спящих «красавцев», дико заржал так, что плохо закреплённое стекло на форточке вывалилось со звоном. Замполит полка выглядывал из-за спины Мухи, потеряв способность говорить. От громкого ржания первым проснулся Витя Власенко. Соскочив с кровати, вытянулся струной в одних трусах. Полковник, наступая на него, мотнув головой в сторону бутылок и взяв ту, что с вином изрёк: «Что это такое?» Витя, не моргнув глазом выпалил: «Проявитель, товарищ полковник». Изумлённый полковник взял в руку бутылку, но уже с водкой продолжил: «Тогда это, надо полагать, закрепитель?» И вновь заржал. Когда закончил, повернул голову в сторону полкового замполита, спокойно сказал: «Поверь, такого вруна слышать не доводилось». Мы проснулись и с изумлением наблюдали за происходящим, лёжа в постелях. Муха неожиданно расплылся в улыбке, обратился к нам с вопросом: «Вы одного полка?» Витя, продолжая стоять смирно, отчеканил: «Так точно товарищ полковник, одной эскадрильи!» Муха, отеческим голосом, обращённым уже к замполиту полка, повелительно изрёк: «Пусть живут».

И жизнь началась, и завертелась. Нас раскидали временно на свободные технические должности без учёта специализации, но работали по специальности. Я числился техником по авиационному вооружению, исполняя дела по самолёту и двигателям с окладом девяносто рублей плюс двадцать за звание. Компенсировало мизерное жалование и спасало от неминуемого истощения бесплатное трёхразовое питание. Ненормированный рабочий день, а зачастую круглосуточная работа на аэродроме в зависимости от сложившейся обстановки и обстоятельств, интенсивные полёты, огромная физическая нагрузка требовали адекватного питания. До 1956 года питанием обеспечивался только лётный состав авиационных полков, технический вынужден был, бросив всё уходить на приём пищи домой либо, оставаясь голодным, работать. Такая обстановка становилась нетерпимой с позиции угрозы здоровья военнослужащих, а главное, из-за снижения боеготовности частей. Тех от кого зависело решение этого вопроса, сидя в тёплых кабинетах, больше заботило, по-видимому, как сэкономить не столь уж великие затраты, а не здоровье людей. Но сложившееся положение в лётных частях заставило решить эту проблему. А с нас свалилась главная забота дотянуть до очередной получки, если вдруг не рассчитал, соблазнился.

В каждой из трёх эскадрилий было всего по два-три самолёта Ту-16 при полном штате лётного состава. Ежедневные полёты днём и ночью в районе аэродрома: взлёт-посадка, взлёт-посадка – главный и ответственный элемент обучения пилота при переходе на другой тип самолёта. Успешно пилотировать реактивный, скоростной бомбардировщик, пересев из кресла поршневого тихохода Ту-4 – дело не простое и оказалось не всем по плечу. Требовалось дополнительное обучение.

Опытный пилот, отлетавший всю войну, капитан Тратчук не сразу мог посадить самолёт Ту-16 без применения аварийного торможения и, не порвав все покрышки колёс на обеих тележках основных стоек шасси. Под великаном кресло-катапульта с бронированной спинкой казалось игрушкой. Он занимал весь проход между креслами пилотов так, что старшему технику самолёта трудно было контролировать действия командира корабля при запуске двигателей перед вылетом. А когда брал в руки штурвал на рукоятках его помещались только по три пальца, указательный оставался свободным. Был в полку и мелкий люд. О них острословы скоро сочинили байку: «Вот раньше были лётчики: Чкалов, Байдуков, Беляков. Придут, бывало, в столовую, съедят по две порции закуски, первого, второе, по три стакана компота. А что теперь: Коровкин, Курочкин, Бычков. Придут в столовую. Закуску – не хочу, первое полпорции, компот без косточек».

Молодому командиру корабля Ивану Шалаеву переучивание тоже давалось трудно. Он замучил нас заменой колёс. Замена всех рваных покрышек колёс на тележках требует времени, умения, а главное, физических сил. Инженер нашей эскадрильи капитан Зеров, опытный и мудрёный организовал две группы из молодых лейтенантов, физически крепких. Задача – обеспечить эскадрилью, в период освоения новой техники – колёсами. Группы работали, меняясь круглосуточно, с одним выходным в воскресенье, если не назначат в наряд.

Меня выручала хорошая физическая подготовка, в первую очередь, штанга и упражнения с гирями. Двухпудовая гиря была всегда со мной и в случаях переезда с одного места службы на другое. Ребята знали о том. Однажды наша группа занималась погрузкой собранных колёс в кузов тягача с помощью наклонного настила из досок. Решив подзадорить усердно работающих, предложил закинуть колёса в кузов один без всяких приспособлений. Колесо в сборе весило пятьсот килограммов. Мужики засомневались в моих способностях. Тогда совсем раздухарившись, предложил на спор ящик коньяку, если не смогу. Посовещавшись, они отказались, боясь проспорить. А зря. Могли уверенно выспорить.

Немного бесшабашный Иван Шалаев допёк нас рваными колёсами при лихой посадке самолёта. Решили как-то пристыдить его. В каждый лётный день принято было выпускать информационный бюллетень под названием «Боевой листок». В нём отражали дела как боевой учёбы эскадрильи, так и персональные успехи или недостатки. Сей раз Ванька был единственной и главной персоной для нашего печатного органа. В центре рваной покрышки колеса на весь лист красовался он с самодовольной улыбкой, торжествующего аса. Под портретом колючий стишок доморощенного поэта и ярко написанный заголовок Посвящается Ивану Покрышкину. Без каких-либо намёков на прославленного лётчика войны трижды героя Советского Союза И. Покрышкина. Прежде чем повесить листок на видном месте для всеобщего обозрения, долго уговаривали парторга эскадрильи. Ваня очень обиделся на нас.