Алексей Иванов - Заказные преступления: убийства, кражи, грабежи

На первых допросах, в мае – июле 1945 года, эти вопросы были так или иначе увязаны между собой – вступление в РОА объяснялось необходимостью выполнения задания «Пастухова»-Лопатина. Но с конца 1945 года тактика допроса резко изменилась. Теперь Богданову вменялось в вину, что он наладил связь с Власовым и вступил в РОА из шкурных побуждений. Связь же с партизанами трактовалась теперь таким образом, что Богданов выполнял задание СД – службы безопасности фашистской Германии.

Еще в 1944 году был арестован и обвинен в измене Иван Евстафьев – тот самый пленный советский майор, пришедший к Богданову на конспиративную встречу в Берлине. На допросе в СМЕРШе он подтвердил, что связь с «партизанами» была им установлена 1 октября 1943 года, по их заданию он выезжал в Берлин для совершения террористического акта против Власова и там встречался с Богдановым, имевшим аналогичное задание.

Заявил он и о том, что выезжая на встречу с Власовым в августе 1943 года, Богданов был уже снабжен всем необходимым для ликвидации Власова, но по возвращении написал «дезинформационный» отчет для оперативной группы Лопатина, что совершить террористический акт против Власова будто бы невозможно ввиду усиленной его охраны.

Скорее всего, дело Богданова СМЕРШ превратил в орудие борьбы против наркома госбезопасности Меркулова. Вот почему неудачливый агент опергруппы НКГБ СССР Михаил Богданов сперва рассматривался как кандидат на виселицу вместе с Власовым, а затем как агент немецкой разведки. Это отражало ту жестокую войну на уничтожение, которую вел начальник СМЕРШа Виктор Абакумов против наркома Всеволода Меркулова. В марте 1946 года эта война закончилась полной победой Абакумова – он был назначен наркомом государственной безопасности.

Обвинительное заключение по обвинению Богданова в преступлениях, предусмотренных статьей 58-1 «б» УК РСФСР – измена Родине, – было утверждено руководством МГБ СССР и Главной военной прокуратуры 16 апреля 1950 года. В преамбуле указывалось, что Богданов был привлечен к сотрудничеству с партизанской опергруппой и получил особое задание по внесению дезорганизации в деятельность РОА, но в силу враждебных настроений это задание выполнять не стал и, установив связь с предателем Власовым, перешел к нему на службу. Указывалось также, что возглавляемая Богдановым артиллерия применялась в боях против Красной Армии.

Богданов был ознакомлен с обвинительным заключением лишь в день суда, 19 апреля 1950 года. Он заявил суду, что виновным признает себя полностью, никаких разногласий с партией и советской властью не имеет, и рассказал подробно об обстоятельствах пленения и обитания в лагерях для военнопленных.

Последнее слово Михаила Богданова звучало так: «В процессе предварительного следствия я честно рассказал о своих преступлениях. Верю в справедливость советского правосудия».

Богданов был приговорен к высшей мере наказания – расстрелу. В этот же день приговор был приведен в исполнение.

Так кем же был Богданов – разведчик, которому не повезло, или изменник Родине?

Ликвидировать Власова так и не смогли многочисленные профессионалы из госбезопасности, усиленные агентурой и резидентами. А что действительно мог сделать предоставленный сам себе дилетант Богданов, не имевший никакого опыта в выполнении столь сложных и деликатных поручений?

(Л. Решин. //Совершенно секретно. – 1996. – №2)

Только идиоты считают, что убийцы не имеют ни нервов, ни сердца; только круглые дураки убеждены, что убийцы не страдают, ломая шейные позвонки.

Стояла мокрая осень, но в подъезде дома, по которому метался Богдан, было душно, как в аду, солоноватый пот ручьями тек по лицу, руки словно слезились, и приходилось вытирать их о брюки. Он менял площадки, всматривался в окно, беспрерывно глядел на часы, ожидая Льва Ребета.

С грохотом подъехала машина. Богдан встрепенулся, ощупал потной рукой металлическую трубку со смертельным ядом, напрягся, словно Ребет был уже рядом, но машина оказалась совсем другой, и не объект вылез оттуда, а чахлая дама с зонтом. Он видел, как мелькнула кабина лифта, и в это время почти рядом распахнулась дверь, и прямо на него покатился по лестнице юный шалопай, пролетел, даже не взглянув на Богдана, хотя тот успел придать лицу равнодушное выражение, словно мирно шел в гости или возвращался домой. Сердце билось так громко, будто в груди орудовал кувалдой кузнец.

И тут легко и бесшумно подкатил «опель» с Ребетом, благодушным, с бритой головой и в очках, совсем не подозревавшим, что это его последняя поездка в этом прекрасном мире.

Он за руку попрощался с телохранителями, отпуская, по-видимому, веселые шутки, ибо спина его тряслась от хохота, повернулся и вразвалку зашагал к подъезду. Загудел лифт, захлопнулась дверца, снова гудение, гудение и гудение, которому не было конца.

Богдан судорожно глотнул противодействующую таблетку – ядовитый аэрозоль не пощадил бы и самого исполнителя – и подтянулся к третьему этажу, на котором проживал Ребет. Тот лениво вывалился из лифта, на ходу доставая из кармана ключи, увидел Богдана и сразу понял, что это конец.

Даже вскрикнуть не успел – невидимые брызги врезались в лицо, и Лев Ребет, главный теоретик украинского национализма, непримиримый боец с москалями, словно подкошенный рухнул прямо у лифта, чуть подавшись головой к ступеням.

Богдан слетел вниз как на крыльях, на ходу глотнул еще одну таблетку (так полагалось по инструкции: яд распылялся широко и мог отравить и его самого), быстро дошел до автомобиля, запаркованного метрах в пятистах от дома, уселся за руль и только тогда заметил, что рукав его пиджака вымазан в штукатурке. Он достал из-под сиденья щеточку с мельхиоровой ручкой и тщательно очистил пиджак, а заодно и брюки – боевик отличался завидной аккуратностью.

И тут вдруг его вырвало, прямо на переднее стекло. Он машинально вытер рот замшевой тряпкой для автомобиля. Глотнул для страховки еще одну таблетку, доехал до вокзала, оставил машину на стоянке и сел в электричку. Там ему снова стало плохо. В памяти стояли огромные, неимоверно расширенные от ужаса глаза Льва Ребета.

На следующий день, уже в самолете Мюнхен – Берлин, Богдан прочитал в газете о сердечном приступе, случившемся у Ребета, и о его внезапной смерти.

За несколько месяцев до этого ядовитый аэрозоль, вызывавший резкое сжатие кровеносных сосудов и смерть, был опробован на собаках в лесу близ Карлсхорста, берлинского пригорода, где располагались штаб-квартира советских войск и представительство КГБ. Животные мгновенно дохли, лишь дернув лапами. Особенность яда заключалась в том, что после смерти сосуды вновь расширялись, и патологоанатому трудно было обнаружить следы яда.