Исса Плиев - Конец Квантунской армии

— Вода отравлена, товарищ командующий, — доложил он. — За озером лежит бескрайнее пространство сыпучих песков. Танковая и артиллерийская бригады стоят отсюда километрах в тридцати.

Слово «стоят» насторожило меня.

— Покажите на карте, где они?

— Бригады полковника Диденко и полковника Попова сразу за монастырем Бор-Хошуну-Хурал, а бригада полковника Иванушкина на несколько километров дальше, вот на этом рубеже.

Я посмотрел на карту. От монастыря на юг значилась полевая дорога через Фынто-Сумэ и другие населенные пункты к Долоннору.

— Значит, этой дороги не существует?

— Дороги нет.

Через некоторое время, когда мы прибыли в район, где находились части передовой мотомехгруппы, все стало ясно: на юг нам не пробиться. «Противник номер два» — пустыня Гоби — вновь, в который уже раз, поставила перед нами сложнейшую проблему.

Возле монастыря к нам подошел командир 14-го артиллерийского полка подполковник П. Н. Ратинский из истребительно-противотанковой бригады. Он настолько загорел и обветрился, что сам уже походил на жителя гобийской пустыни.

Доложив обстановку, подполковник сделал вывод: «В этом направлении к Долоннору не пройти».

Подъехал полковник В. Ф. Попов. Вот уж на ком, казалось, не отражались адовые условия пустыни. Он не только сохранил бодрость духа, но даже не изменился внешне. Не расплавился «металл» в голосе. Судя по его докладу, 25-я отдельная механизированная бригада находилась в хорошей боевой форме, и вынужденная остановка угнетала личный состав.

— Почему, в таком случае, зря время теряете?

— Представитель штаба бронетанковых и механизированных войск фронта приказал двигаться за танковой бригадай, но она, кажется, застряла в песках у высоты «1236». Вот уже несколько часов ждем…

— С моря погоды? Передайте приказ командиру танковой бригады немедленно вытягивать полки на караванную тропу, идущую к озеру Далай-Нур. Командирам бригад выдвинуться вперед на рубеж передовых частей и прибыть ко мне в Бор-Хошуну-Хурал.

Тут же майору Васильеву была поставлена задача выехать с группой разведчиков в направлении озера Далай-Нур и разведать возможные обходные пути на Долоннор. Одновременно такую задачу получил командир авиазвена. самолетов «У-2».

В ожидании командиров мы решили ознакомиться с монастырем. Нас встретил местный хутухта — высший духовный сан этого храма. Я ожидал увидеть женоподобного ламу с выщипанной бородкой и щелками оплывших жиром глаз. Но настоятель монастыря оказался довольно сухощавым юрким старичком. Со впалых щек и острого подбородка свисал десяток тончайших волосинок, которые колыхались при малейшем движении воздуха. На нем был традиционный желтый дэли с красным орхимжо — широкой полосой материи, переброшенной через левое плечо.

Главные ворота, через которые мы вошли, обращены к югу — таково требование буддийской религии. Во дворе стоят кумирни с остроконечными крышами. Внутри их мы увидели расположенные в два ряда деревянные полированные колонны, напротив входа — алтарь и на возвышении — позолоченная статуя Будды. В помещении много картин с изображением разных буддийских святых.

— А богомазы ничего, с пониманием, — оценил капитан Семенидо.

— Что ж тут удивительного, у каждого народа есть свои живописцы, как у нас были Андрей Рублев и Дионисий Глушицкий.

Запомнилась картина «Сансарыйн хурдэ». Один из восьми гневных божеств держит картину, на которой изображены три круга. Не помню, что было изображено во внешнем и средних кругах, а во внутреннем нарисованы свинья, змея и курица. Они символизируют собой три основных порока: невежество, гнев и сладострастие. Все они, видимо, были присущи настоятелю монастыря. Действительно, стоило кому-либо из нас обратиться к ламе, он мгновенно соединял кисти рук и начинал издавать звук, удивительно похожий на хрюканье свиньи. Это упоительное хрюканье выражало, по-видимому, чувство подобострастного внимания и удовлетворения. Но вот, кто-то, кажется, заместитель комбрига подполковник А. И. Буров, указывая на молитвенное колесо — хурдэ, спросил:

— А почему бы в хурдэ не вставить молитву, прославляющую победу Советской Армии над войсками японского милитаризма?

Услышав от переводчика вопрос, лама мгновенно перестал хрюкать и многозначительно произнес: «За-а-а, за-а-а», выражая тем самым крайнее неудовольствие.

Таковы были настроения верхушки ламаистской церкви. Бедные ламы были настроены иначе. Заместитель начальника политического управления Монгольской народно-революционной армии генерал Равдан рассказал мне очень характерный случай. Одна из монгольских частей освободила от японских оккупантов монастырь Янду-Сумэ и двинулась дальше. Вскоре ее догнали ламы этого монастыря и передали в подарок командиру полка табун лошадей. Лама в звании марамба сказал:

— Японцы забирали у нас все, не спрашивая разрешения, и издевались. Вы не обидели нас ни словом, ни делом. Мы считаем для себя высокой честью добровольно помогать благородным и душевным людям — советским и монгольским воинам.

Пока мы знакомились с достопримечательностями монастыря, подъехали командиры отдельных бригад, действовавших в этом районе. Их доклады подтвердили самые мрачные опасения. Мало было надежды и на то, что высланная в восточном направлении разведгруппа майора Васильева найдет в межозерье путь на Долоннор. Что же делать? И хотя в народе говорят: «Не бойся двигаться медленно, бойся остановиться», нас не устраивало ни то, ни другое. Поэтому возникло решение повернуть на восток, развивать стремительное наступление в сторону города Цзинпэна и по ходу этого наступления вести широкую разведку в южном направлении, чтобы при первой же возможности вновь повернуть на Долоннор.

Отдав боевые распоряжения соединениям Конно-механизированной группы, мы выехали в восточном направлении в сторону озера Далай-Нур.

Во всем этом, разумеется, была солидная доля риска. Но меня это мало беспокоило. В худшем случае, если нам не удастся найти обходного пути на Долоннор, — думалось мне, — Конно-механизированнаая группа выйдет к городу Цзинпэну и, захватив его, создаст серьезную угрозу группировке противника, действующей против нашей 17-й армии. Словом, это был полезный, оперативный маневр.

Главные силы армии, судя по информации ее штаба, только начали преодолевать пустынно-степное Чахарское плато. До предгорий Большого Хингана, где на стыке двух дорог расположился Цзинпэн, оставалось около ста километров. Мы полагали, что генерал-лейтенант А. И. Данилов будет доволен, если Конно-механизированная группа и его 17-я армия в тесном взаимодействии разгромят противника в районе этого города. Кроме того, повернув от Цзинпэна резко на юг, можно было по плато Вэйчан выйти к Долоннору. И наконец маневр на восток давал возможность перерезать дорогу Долоннор — Линьси, одну из магистралей, по которой противник мог бросить свои войска для удара по правому крылу главных сил Забайкальского фронта. Во всяком случае, действия группы в восточном направлении продолжали бы оказывать полезное влияние на ход фронтовой операции, а это для нас было главным.