Исса Плиев - Конец Квантунской армии

Эти рассуждения привели меня к выводу, что не следует терять время на разгром неприятеля в Шанду, надо решительно наступать на Калганский укрепрайон.

Мое боевое распоряжение ставило перед частями Калганского направления задачу: к утру 15 августа взять Чжанбэй и произвести разведку боем Калганского укрепрайона. Продолжая решительно развивать наступление на Калган, одновременно предъявить Шандунской группировке ультиматум о сдаче в плен. Для наступления на Шанду из полков второго эшелона выделялся один усиленный мотострелковый батальон, которому предстояло смело развивать наступление с запада по маршруту Панцзян — Губчилин-Сумэ — Циньдай — Шанду и своими активными действиями в горах создать впечатление, что в тыл противника вышли крупные силы советско-монгольских войск.

Предъявление ультиматума, по моему расчету, должна было сразу выяснить отношения с дэвановцами. Если они ответят «нет», может быть, придется отвлечь часть сил для удара на Шанду.

Чжанбэй — мощный опорный пункт, крупный узел дорог, центр провинции Чахар. Неподалеку от него расположено несколько военных городков и аэродромов. Близость Калганского укрепрайона дополняла оперативную важность этого пункта. Все это не исключало, а наоборот, определяло необходимость стремительного удара с ходу, тем более, что разведка не обнаружила перед Чжанбэем в достаточной мере подготовленной обороны.

Недалеко от деревни Мяотань дэвановская кавалерия неожиданно атаковала подразделение офицера Юдина. Вражеских конников было во много раз больше. Они, видимо, ожидали, что их первый же воинственный клич внесет в ряды нашего подразделения панику и обратит в бегство. Но советские воины быстро развернулись в боевой порядок и застыли в ожидании приближающейся орды. Это смутило атакующих. Хотя они и продолжали по инерции надвигаться, воинственный пыл вражеской конницы стал заметно ослабевать.

Юдин подпустил конную лавину поближе и скомандовал:

— По атакующей коннице длинными очередями — огонь!

Слишком поздно поняли дэвановцы свою оплошность. Кинжальный огонь автоматов и пулеметов начал губительно опустошать их ряды…

Рано утром 15 августа в районе Чаганхуре над нашими войсками на бреющем полете появились четыре японских «хелена». Сделав несколько заходов, они сбросили бомбы и обстреляли наши подразделения из пулеметов.

— Налет этот носил скорее разведывательный характер, чем бомбо-штурмовой, — доложил мне комбриг. — В десять часов передовая мотомехгруппа подошла к городу Чжанбэй.

От имени командования советско-монгольских войск каждой кавалерийской дивизии Внутренней Монголии предъявлен ультиматум. В семи пунктах излагались достаточно почетные условия капитуляции 7-й кавдивизии, отошедшей к Чжанбэю, было предложено сложить оружие и сдаться в плен вместе со всеми японскими и маньчжурскими советниками.

Не получив ответа на ультиматум, мотомехгруппа на следующий день решительно атаковала противника и ворвалась в город. Завязались напряженные уличные бои. Численно превосходящие войска и полицейские отряды противника оказали довольно упорное сопротивление. Только после того, как бронеподразделения Сорокина и рота автоматчиков Чирко захватили штаб вражеской дивизии и: полицейское управление, боевые действия дэвановцев утратили организованность и сопротивление было сломлено. К вечеру город удалось полностью захватить. Развивая наступление, наши передовые части вышли к Калганскому укрепленному району и закрепились там.

Ночью мне доложили, что перед Великой китайской стеной замечено сосредоточение крупных сил японцев. Они занимают оборонительные сооружения укрепрайона и полевого заполнения. В городе Калгане на товарной железнодорожной станции наблюдается скопление эшелонов, в которые спешно грузится самое разнообразное оборудование, мебель, имущество. Доклад заканчивался сообщением о том, что генерал Дамрин-Сурун согласился принять условия ультиматума.

— Очень приятно слышать добрые вести, — ответил я. — Обяжите генерала разоружить в городе Шанду и в прилегающих к нему районах все японские и маньчжурские подразделения и комендатуры, не входящие в состав его дивизии.

Забегая вперед, скажу, что Дамрин-Сурун выполнил это условие, и этим сохранил жизнь многим своим даргам и цирикам.

Примерно в это же время к нам обратилось командование 3-й кавалерийской дивизии дэвановцев. Оно заявило, что сложит оружие при условии, если всем рядовым и офицерам будет дарована жизнь.

Сдавшиеся в плен части и соединения были физически измотаны и деморализованы. В многочисленных скоротечных боях и стычках они несли большие людские и моральные потери. В полках началось разложение: процветали пьянство, курение наркотиков, азартные игры на деньги, лошадей и оружие; целыми группами дэвановские солдаты занимались грабежом мирного населения и монастырей.

Мне рассказывали потом об одном любопытном эпизоде. После капитуляции 3-й дивизии неизвестно куда запропастился ее отдельный пулеметный эскадрон, носивший грозное название «Самум». Наши офицеры обнаружили его в лощине, около небольшого монастыря. Невольно они стали очевидцами весьма странного зрелища: под дикие крики и вой раздетые до пояса солдаты жестоко избивали друг друга плетьми. Оказалось, что несколько пьяных цириков одного из взводов проиграли в кости цирикам из другого взвода дорогой дэли командира эскадрона. Когда выигравшие начали стаскивать халат с хозяина, преданные солдаты встали на его защиту. Драка мгновенно охватила весь «Самум». Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы советские офицеры не пресекли побоище.

Массовой сдаче в плен дэвановских солдат в немалой мере способствовала большая работа, которую проводило среди войск противника политуправление Конно-механизированной группы, которым руководил товарищ Ю. Цеденбал. Над занятой врагом территорией наша авиация разбрасывала десятки тысяч листовок, рассказывающих об освободительной миссии советских и монгольских войск. Авторами некоторых листовок были сами военнопленные. Они сообщали своим солдатам о гуманном обращении с ними, призывали однополчан последовать их примеру и этим спасти свою жизнь.

Убедившись, что вопреки японской пропаганде, жизнь пленных, захваченных советскими и монгольскими частями, находится в полной безопасности, солдаты и офицеры войск Внутренней Монголии начали охотнее сдаваться на милость победителя.

В середине дня 16 августа в штаб 27-й отдельной мотострелковой бригады прибыл командир 9-й баргутской кавалерийской дивизии дивизионный генерал Буянтогтох со своим адъютантом. Он представил проект приказа подчиненным ему частям о капитуляции и сообщил, что многие солдаты 7-й и 8-й кавалерийских дивизий бросают оружие и расходятся по домам. Командиры этих дивизий генералы Буянулзий и Дамиранжав тоже склонны во избежание излишнего кровопролития сложить оружие. Они лишь ждут, как отнесется советское командование к принятию капитуляции 9-й баргутской дивизии.