Исса Плиев - Конец Квантунской армии

Многие пленные видели, как избитого до полусмерти советского офицера увезли в ставку генерала Фудзо-И. Это, несомненно, был капитан Сенченко.

Пленных гоминдановцев мы отпустили и потребовали передать нам капитана Сенченко.

В течение ноября и декабря все войска Конно-механизированной группы сосредоточились на территории Монгольской Народной Республики, 21 декабря я тоже вернулся в Улан-Батор.

Правительство Монгольской Народной Республики устроило обед в честь командования Конно-механизированной группы. Собрались боевые друзья, чтобы поднять тосты за мужество и героизм своих народов, за великую победу, за долгожданный мир.

После торжественного обеда Цеденбал, Лхагвасурэн, Рав-дан, Рубин, Иванов, Мельников и я сфотографировались на память о боях в пустыне Гоби и горах Большого Хингана, о совместной борьбе против японских агрессоров на просторах Маньчжурии.

На следующий день я вылетел в Москву. Я увозил с собой тепло братской дружбы, которая прошла столь суровые испытания. Глядя в иллюминатор на уплывающие бескрайние просторы, мне вспомнилась мудрая поговорка монгольских друзей: «У кого много друзей, тот широк, как степь».

Все произошло неожиданно. Позвонили из Москвы, из Министерства обороны.

— В Монголию на празднование сорок третьей годовщины народной армии приглашена советская военная делегация. Вам предлагается возглавить ее. Что вы на это скажете?

Возможность снова увидеть боевых друзей несказанно обрадовала меня.

И вот я в Москве, у министра обороны. Он поручает передать от него приветствие и самые добрые пожелания монгольскому народу, руководителям партии и правительства Монгольской Народной Республики и Монгольской народно-революционной. армии. Дав необходимые официальные указания, он вдруг говорит:

— А теперь от меня личная просьба, Исса Александрович. Выберите, пожалуйста, время, посмотрите, как там поживает дерево, которое я посадил там в тысяча девятьсот шестьдесят первом году.

Вспомнилась поездка тремя годами раньше на празднование 40-й годовщины Монгольской народно-революционной армии. Делегацию возглавлял тогда Родион Яковлевич Малиновский. В Монголии его избрали почетным гражданином Улан-Батора, и в честь этого события он посадил молодое деревцо на одной из центральных улиц города.

— Пусть это дерево, — сказал он при этом, — станет гигантским деревом с мощными корнями, с роскошной кроной на могучем стволе. Пусть дерево дружбы будет высоким, не гнущимся под бурей, таким, как вечная дружба между советским и монгольским народами.

Мне также была предоставлена тогда честь посадить рядом дерево дружбы…

Быстроходный лайнер, на борту которого, кроме меня, находились член делегации генерал-полковник Потапов и переводчик капитан Занданов, доставил нас из Москвы в Иркутск. Здесь к нам присоединился еще один член делегации, командующий войсками Забайкальского военного округа генерал-полковник Д. Ф. Алексеев.

— Только в дальнем пути можно по-настоящему осознать скорости современных самолетов, — заметил генерал Потапов, спускаясь по трапу.

— И еще в сравнении с прошлым, — добавил генерал Алексеев, пожимая его руку.

— Вот-вот, — поддержал я Дмитрия Федоровича, — особенно, скажем, в сравнении со скоростями, существовавшими в конце прошлого столетия. Мы с вами добираемся до Монголии одним прыжком, без посадки. А вот когда русский царь Николай Второй пригласил Ли Хун-чжана на свою коронацию, тот выехал в Москву торжественно: с большой пышной свитой и с гробом.

— Интересно, — улыбнулся Потапов. А зачем же гроб?

— На случай смерти в долгом пути. Отчетливо представляю себе караван того времени. Впереди вышагивает верблюд, на нем покачивается монгол-проводник. За верблюдом длинной вереницей тянутся тысячи деревянных повозок— тырок, запряженных быками. В те времена оси у тырок делали деревянными и не всегда смазывали. Поэтому от них на много верст разносились страшный скрип и вой. Эти звуки помогали обитателям степи предусмотрительно держаться подальше от караванов.

Постепенно возник разговор о том, что больше всего волновало нас: о предстоящей встрече с монгольскими друзьями.

Я рассказал товарищам, что в первый раз после войны мне довелось встретиться с Юмжагийном Цеденбалом на XIX съезде КПСС. В перерыве между заседаниями мы столкнулись у входа в зал. По-братски обнялись, я был безмерно рад увидеть старого фронтового друга. Приятно было видеть, что руководитель партии и правительства МНР по-прежнему прост и скромен, как в те трудные фронтовые дни.

Потом мы встречались еще несколько раз: и на съездах КПСС и во время посещений Ю. Цеденбалом Советского Союза.

Первый, кого мы увидели, выходя из самолета в Улан-Баторе, был министр по делам народной армии, главнокомандующий генерал-полковник Ж. Лхагвасурэн. Мы заключаем друг друга в крепкие объятия. Потом здороваемся с заместителем министра генерал-лейтенантом Цогом и другими генералами и офицерами. Приятно было встретить на аэродроме советского посла в МНР Л. Н. Соловьева и работников посольства.

Рассаживаемся в машины, они плавно выезжают с территории аэропорта, а потом, набрав скорость, мчатся по широкому асфальтированному шоссе. Словно приветствуя нас, игриво скачут по белоснежной степи солнечные блики.

Внимательно всматриваюсь в знакомые очертания показавшегося впереди Улан-Батора. Город быстро приближается, приземистый, широкий, как сама степь. На окраине видны строгие линии белоснежных юрт. Они, некогда составлявшие основной жилищный фонд, теперь вытеснены сюда, и, словно национальный орнамент, обрамляют город.

На площади Сухэ-Батора колонна автомобилей свернула на юг, выехала из города, по мосту проскочила на ту сторону реки Тола-Гол. Впереди раскинулась холмистая местность. Правее дороги на одном из резко выделяющихся холмов возвышается памятник благодарности Советской Армии. Три года назад наша военная делегация возложила к памятнику венок. На опоясывавшей его алой ленте было написано: «Героическим советским воинам, отдавшим жизнь за свободу и независимость монгольского народа. От Армии и Военно-Морского Флота СССР».

Вскоре автомобили свернули с главной магистрали, и мы вдруг увидели совсем рядом стадо диких оленей. Красивые животные стояли на опушке леса и, гордо подняв головы с ветвистыми рогами, доверчиво смотрели в нашу сторону. Их величественные позы и спокойствие говорили о том, что в этих местах они хорошо знакомы с человеком, и он не делает им зла. На фоне живописной местности олени казались деталью художественного полотна, созданного великим живописцем — природой.