Вячеслав Бондаренко - Легенды Белого дела

На должности заведующего приютом Николай Эмильевич встретил известие о начале Второй мировой войны, весть о нападении Германии на Советский Союз. Среди эмигрантов (в 1940 году в Болгарии насчитывалось 18 397 русских) отношение к этому событию было различным. Многие надеялись, что Германия и ее союзники разгромят Красную армию и свергнут советскую власть, после чего можно будет вернуться домой. Другие с самого начала не испытывали никакого сочувствия к гитлеровской авантюре, предрекали ей крах и желали победы пусть Советской, но все же России. Третьи восприняли новую войну как продолжение Гражданской и были готовы сражаться с большевизмом на любом фронте, не только русском. Такие записывались в Русский охранный корпус (далее — РОК), формировавшийся с сентября 1941 года в Югославии и действовавший там главным образом против партизан-коммунистов Иосипа Броз Тито, иногда против четников Драголюба Михайловича, а на заключительном этапе войны также против Красной армии, армий Румынии и Болгарии. До ноября 1942 года корпус представлял собой фактически автономное соединение, где сохранялись звания и чины, которые их обладатели имели в русской армии, а в качестве обмундирования использовалась югославская форма. В РОК записывались русские эмигранты из разных европейских стран — от Франции до Латвии. Из Болгарии в корпус в марте 1942-го — январе 1943 года вступило около двух тысяч человек, около трети пригодных к военной службе эмигрантов-мужчин (из них были целиком сформированы 3-й и 4-й полки РОК). Начальником штаба, а со временем и командиром РОК стал старый знакомый и бывший подчиненный Николая Эмильевича, в 1921 году сравнявшийся с ним в чине, генерал-лейтенант Б. А. Штейфон, произведенный также в генерал-лейтенанты вермахта. А младший брат Н. Э. Бредова, генерал-майор Федор Эмильевич, отправился в корпус одним из первых и занял в РОК должность командира 5-й юнкерской роты 2-го батальона 3-го полка (там же служил его сын Ростислав). В РОК оказалось много и других давних знакомых Бредова и по Софии, и по Гражданской войне, и сложно допустить, что Штейфон, младший брат, племянник и другие близкие люди никак не пытались привлечь Николая Эмильевича к делу создания корпуса. Однако никаких документальных свидетельств того, что генерал согласился на это, нет, он по-прежнему выполнял обязанности заведующего Шипкинским приютом.

В начале 1940-х годов Болгария оказалась в странном положении — она была официальной союзницей нацистской Германии, но войну СССР так и не объявила, так как, по убеждению царя Бориса III, сражаться против русских его армия просто не стала бы. Тем не менее под давлением Берлина контроль за русскими эмигрантами усилился, а поддержка, им оказываемая, сократилась. В 1941 году приют для инвалидов и хронических больных был переименован в Государственный приют для инвалидов и больных иностранцев и передан из ведения Российского Красного Креста под управление Министерства иностранных дел и исповеданий Болгарии. В 1942 году Н. Э. Бредов оставил должность заведующего приютом и переехал к дочери Ольге и ее мужу Андрею Янишевскому в Софию — в Лозенец, на бульвар Князя Симеона Тырновского, 8, где находился агрономический факультет Софийского университета; в здании факультета действовал Геологический институт, который предоставил Янишевским квартиру (современный адрес — угол бульвара Драгана Цанкова и улицы Добри Войникова, в здании находится биологический факультет Софийского университета Святого Климента Охридского).

Вторая мировая между тем продолжалась; для Болгарии, которая с 13 декабря 1941 года находилась в состоянии войны с Великобританией и США, она выразилась прежде всего в чудовищных воздушных бомбардировках, которые обрушились на страну в ноябре 1943 года. Особенно жестоко американские «Митчеллы», «Либерейторы» и «Летающие крепости», английские «Москито» и «Галифаксы» бомбили Софию, несмотря на то, что никаких военных объектов в столице не было. Самый сильный налет София пережила 10 января 1944 года, днем город атаковали 220 американских, а ночью — 80 английских самолетов; 947 человек погибли, 710 были ранены, было разрушено 3731 здание. После этого из Софии началась массовая эвакуация, за пять дней, спасаясь от бомбежек, город покинули около 300 тысяч жителей. Был среди них и Николай Эмильевич Бредов, чья квартира тоже сгорела от попадания бомбы. Он перебрался из столицы в центр страны, в небольшой городок Твердицу, где директором местной шахты работал его зять Андрей Давыдович Макаренко. Впрочем, эхо войны звучало и там — 24 июня 1944-го американцы бомбили расположенный в 45 километрах от Твердицы город Казанлык.

Фронт уже приближался к Болгарии, и русские эмигранты ожидали неизбежного прихода Красной армии со смешанными чувствами. В отличие от 1941 года большинство вполне искренне желали победы своему народу над фашизмом, многие помогали болгарским партизанам; те же, кто хорошо помнил Гражданскую войну, опасались того, что в Болгарии теперь тоже будет установлена советская власть и начнутся репрессии против тех, кто когда-то воевал в рядах белых армий.

Так и произошло. Война, которую СССР объявил Болгарии 5 сентября 1944 года, оказалась формальной, вооруженного сопротивления болгарская армия не оказала, народ радостно приветствовал красноармейцев. 9 сентября в результате государственного переворота к власти пришло коммунистическое правительство, и Болгария объявила войну Германии. По стране покатилась волна спешных преобразований по советскому образцу, армия получила название народной, полицию заменила милиция. Более двадцати русских эмигрантских организаций были приравнены к фашистским и закрыты, а их имущество конфисковано. А сотрудники опергрупп Управления военной контрразведки СМЕРШ 3-го Украинского фронта сразу же приступили к поискам лиц, которые сотрудничали с гитлеровцами и их пособниками. Сотрудничество это трактовалось крайне широко, задерживали и тех, кто действительно был связан с нацистами (например, вербовщиков в ряды РОК), и просто членов эмигрантских организаций, которые все были объявлены «белогвардейскими». К 20 ноября в стране были задержаны 88 участников таких организаций. Эмигрант князь А. Л. Ратиев так вспоминал обстановку тех дней: «Случайные встречи с [советскими] офицерами, приятельские, дружественные разговоры, часто заканчивавшиеся неопределенными предупреждениями: опасайтесь тех, кто придет после нас, представителей специальных служб и учреждений. <���…> И вот начинают заходить к нам и лица другого облика. Внешне все они стараются быть вполне корректными, но в их разговорах чувствуется нарочитая твердость и сдержанность. Расспрашивают они неизменно и о причинах нашего выезда из России, выражают по этому поводу свои сдержанные сожаления и начинают расспрашивать о ряде других лиц и об их адресах. Ясно, что их интересуют в первую очередь те лица, которые, как известно, поступили в немецкий корпус… <���…> или те, кто непосредственно сотрудничал и работал с немцами. <���…> Это подтверждают и начавшиеся аресты. Способствуют этому и некоторые из эмигрантов, которые, как видно, своим угодничеством стараются загладить или кое-какие свои собственные прегрешения, или же заполучить для себя какие-нибудь блага за счет непрошеного угодничества» [455] .