Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны: 2013-2021 [litres]

– Ничего, привыкнет, – не то чтоб извиняясь, но чуть озадаченно сказала Лена, и, что-то приговаривая, унесла дочку спать.

Видно было, что у Лены ровные, плавные манеры. Она выходила замуж за Арсена Павлова, ушедшего на дембель старшим сержантом, и стала женой полковника; это ей шло.

– Наверное, пора закапать тебе? – спросила она, вернувшись.

Моторола послушно снял повязку.

Она закапала ему лекарство в раненый глаз.

Мне показалось, что ей многократно, несравненно жальче мужа, чем мужу самого себя.

Лена была беременной на заметном сроке.

Мотороле предлагали тогда поехать в Питер – всё-таки попробовать вылечить раненый глаз; он отказался.

На своё счастье, я не стал спрашивать, почему.

Мы негромко болтали о том о сём, и вдруг он что-то вспомнил и будто бы рассердился:

– Человек с таким вот животом стоит и говорит: «Я за вас переживаю и болею». А что ты за меня болеешь? Я гражданин РФ и нечего за меня болеть. Ты болей вот за детей здесь… Он меня спрашивает: «А что ты не поехал в Питер подлечиться? Могу помочь!» А что мне туда ехать? Вот, смотри, есть другой боец, у него тоже с глазом проблемы. Что вы его в Питер не отправили? А? Чтобы сказать потом: «Ага, я вот такой охеренный парень – я Моторолу отправил в Питер!» Самолюбие своё потешить! Я никуда не собираюсь пока. Мне ещё швы с самого глаза не сняли. Куда мне нахер ехать. Я сразу всем об этом сказал, ну а чё? Вот почему солдат никто не отправляет? Почему меня? Мне этого не надо, меня совесть замучает. Я заколебался к чёрту посылать людей по этому поводу… Пойдём покурим лучше.

И мы пошли курить.

Моторола неожиданно перевёл беседу в сферу филологии и языкознания.

– Знаешь, вот ты сказал, что украинцы как нация образовались – с этим можно, конечно, согласиться, – говорил он. – Но есть один вопрос. Они образовались после того, как они уже были русскими, понимаешь? Я не могу разделить: русские, белорусы, украинцы – для меня это сейчас исключительно региональное деление. Мы разговаривали с ними в одно прекрасное время, допустим, до Петра I, на одном языке. Это потом уже начались то в одном направлении реформы, то в другом. Но, в принципе, если взять мову – до распада СССР она была вполне нормальной. Там человеческие слова – те слова, которые мы понимаем, потому что они у нас вот здесь вот, – он показывает куда-то себе в область солнечного сплетения. – Потому что наши предки на этом языке разговаривали. А то что сейчас у них…

– За 25 лет очень обновили язык. Понапридумывали замен русским словам…

– Да уж, они так его обновили… Смотри, есть суржик и балачка. Балачка краснодарская и ростовская – похожи. Если взять суржик – это чистая балачка, такая же как балачка краснодарская. Но в Краснодаре это не образовалось в язык… Вот я родился в республике Коми, на четверть у меня кровь, я тебе говорил уже – коми, часть русской крови, часть адыгейской. В Коми национальная одежда – такие же вышиванки, как и у славян, только с отличающимися узорами. Но практически – то же самое. И если я сейчас надену свою национальную одежду – ну, просто вот захочу походить в льняной одежде своего народа, – то меня начнут сравнивать с «укропом» каким-нибудь. Они начинают монополизировать то, что было общим. Они делают это намеренно. Вот у них День вышиванки, посмотрите! – но мы такие же вышивальщики, все мы одинаковые. А самое главное, что у нас у всех кровь одного цвета. И сегодня возникают сложные темы, с которыми я борюсь.

– Какие?

– Проблема в том, что когда человек на этой стороне находится и говорит, что он воюет с Украиной, – он такой же зомби, как те, что воюют против нас. Один в один. Когда всё только начиналось в 14-м году, появились тут всякие изречения, вроде «телячьей мовы» и т. д. – я сразу сказал: ничего этого не нужно, не стоит так говорить. Люди на той стороне – они обмануты кем-то. Они не понимают, что они делают. И если они не понимают, что делают, то надо найти возможности дать им правильное направление… Не может человек говорить, что он воюет с Украиной или с украинцами, если вчера, два года назад, три года назад, он был точно таким же украинцем. И так же розмовлял…

– На Украине, – говорю я, – миллионов двадцать людей, которые не знают до конца, где правда. И важно, чтобы они не чувствовали, что их оскорбляют. Важно показать, что мы не боремся с Украиной, не боремся с украинцами.

– У меня позиция конкретная, – продолжал Моторола. – Все воюющие с той стороны – это незаконные вооруженные формирования. Это – террористические группировки. Часть из них – профашистские, часть – прозападные. И те, и другие – бандиты и преступники. Украина как таковая тут ни при чём.

– Арсен, а как ты всё-таки очутился на Украине? Ты же до Славянска был в Харькове, а до Харькова… ещё где-то?

Думал, Мотор будет отнекиваться, и соблюдать интригу; но он вдруг всё выложил. Или то, что посчитал нужным, – в любом случае сказал больше, чем я ожидал.

– Ты знаешь, когда в Южной Осетии всё началось, у меня первая жена была на сохранении. Я ехал к ней вот в эту самую ночь, и тут узнаю про всё: «Грады»-шмрады, война… И у меня не было тогда двух с половиной тысяч рублей, чтобы спетлять до Владика, ну, реально был такой трудный жизненный момент. И я суетился. Но там все близкие заранее уже были предупреждены ничего мне не давать – они уже видят, что я вот-вот на тапок встану. Ну, думаю, ещё день, два, три – и я точно спетляю. И тут – бах! – война закончилась. И после этой ситуации я подумал: можно проебать вспышку. Где она может быть? В какой-то момент начинаю списываться с людьми, которые находятся на Украине. Активная фаза была уже в январе-феврале 2014 года: переписка, попытка понять, что там происходит. И я принимаю решение. Пока жена на смене, беру две недели отпуска за свой счет и пять тысяч рублей аванса у директора. В церкви купил жетон с Георгием Победоносцем, крестик свой освятил, живые в помощи – вот до сих пор я с ними, – Моторола показывает поясок на себе. – Собираюсь, сажусь на электричку и еду в Ростов. Из Ростова в Ясиноватую, из Ясиноватой в Донецк… Знаешь, я больше всего боялся, что буду палиться, понимаешь?

– Нет. Почему?

– Был майдан, и там кричали про москалей, и некоторые кричали, что нужно резать русских, и говорили, что русский язык не должен быть государственным. Я поначалу думал: какие к чёрту русские? Там же одни хохлы живут! Представление моё и огромного количества граждан РФ было такое: на Украине живут люди, которые говорят на другом языке, и у них какой-то другой менталитет. А тут вдруг какие-то «русские». Я думаю: русские, русские, откуда они там… Я ведь разговариваю на русском языке, последние четыре года я жил в Краснодарском крае, в станицах, где говорят на «балачке», и я думал тогда: поеду – и меня там сразу вычислят.