Дэвид Финкель - Хорошие солдаты

— Если меня потом спросят: «Почему у тебя были американцы?», я просто отвечу: «Обыскивали дом», — сказал хозяин скорее себе, чем Козларичу.

Подали чай.

— Нейт, — сказал Козларич Шоумену, — пройдись-ка по дому. Пускай тебя просто проведут по всем комнатам.

Вот уже десять минут. Хозяин сплел пальцы. Расплел пальцы. Подтянул носки. Сказал:

— Когда я вчера вечером услышал взрыв, у меня сердце… в груди все так и…

Он сидел тогда, по его словам, в этой самой комнате, ужинал, и стены дома затряслись, но ничего не разбилось.

Пятнадцать минут. Хозяин рассказал Козларичу про одного из своих сыновей, которого две недели назад похитили и постоянно избивали, пока он не заплатил выкуп — 10 тысяч долларов. Вот почему у него теперь нет денег.

Двадцать минут.

— Я люблю Америку. Когда Америка пришла, я поставил снаружи цветы, — сказал он. Но с тех пор ситуация изменилась. — Если я их сейчас поставлю, меня убьют.

Пятна пота уже расплылись до огромных размеров. Двадцать минут. Обыски не длятся столько времени. Все это знают. Козларич встал.

— Шукран, — сказал он, пожимая хозяину руку.

— Жаль, что я не могу поддержать вас, — сказал хозяин. — Я боюсь за свою жизнь.

Он проводил Козларича за дверь, и, когда Козларич и его солдаты двинулись дальше, иракца немедленно окружили соседи.

— Он не из-за нас нервничал. Он нервничал из-за тех, что поглядывали со стороны и думали: «Что он говорит американцам, пока они у него дома?» — сказал Козларич позднее. — Это порочный круг. Они хотят безопасности. Они знают, что мы можем ее обеспечить. Но им надо сообщить нам, где бандиты, а они боятся за свою жизнь, боятся, что мы ничего не сделаем и бандиты придут и убьют их. И сообщить плохо, и не сообщать плохо.

Но где же они все-таки, эти бандиты? Можно ответить — везде, но хотелось бы поконкретней. Где тот злоумышленник, что привел вчера в действие СВУ? Вновь стоя у свежей воронки в окружении местных мальчишек, кричащих ему «Мистер, мистер» и выпрашивающих футбольные мячи, Козларич думал, как быть дальше. Безусловно, есть в округе люди, знающие, кто это сделал, но как их убедить, что, сколь бы плохо ни могло, по их мнению, прийтись тому, кто сотрудничает с американцами, не сотрудничать — еще хуже?

Бороться с повстанческими движениями — значит и силу показать. Он решил устроить такой показ с участием двух реактивных самолетов F-18, которые должны будут на малой высоте пролететь над округой без предупреждения. Звук будет оглушительный и пугающий. Дома завибрируют. Стены затрясутся. Мебель затрещит. Могут даже упасть чайные чашки, хотя Козларич надеялся, что без этого обойдется.

Он и его солдаты расселись по «хамви», чтобы ехать обратно, и вдруг случилось еще кое-что, чего раньше не случалось: дети захлопали в ладоши и стали махать на прощание.

Солдаты отправились в путь. Одна нога перед другой, кисти рук засунуты куда надо, глаза шарят, глушилки глушат, машины медленно ползут на базу.

А вот и F-18.

Из всего батальона самым близким Козларичу человеком был Брент Каммингз. На три года младше Козларича, Каммингз поступил на военную службу по той простой причине, что любил Соединенные Штаты и хотел защищать свое сентиментальное представление о них: моя семья, моя передняя веранда, воскресный номер «Нью-Йорк таймс», пиво из маленьких пивоварен, собака. Он был в батальоне с первых дней его существования, и миссия 2-16 пока не вызывала у него сомнений в моральном плане. Правая рука Козларича, Каммингз старался относиться к войне так же определенно, как его начальник. Но он был более расположен к задумчивости, чем Козларич, и более склонен к самоанализу, чем подавляющее большинство солдат батальона, поэтому его требования к войне были глубже простого стремления к победе. Разницу между Козларичем и собой он однажды определил так: «Когда он сталкивается с отчаянием, оно не так сильно его беспокоит, как меня».

Эта склонность к беспокойству и потребность облегчать его хотя бы попытками действовать достойно — вот причины того, что однажды, говоря по телефону, Каммингз все сильнее расстраивался.

— Нам надо убрать не только дерьмо, но еще и труп. И это будет стоить денег, — сказал он.

Помолчал, слушая.

— Да, они, конечно, скажут: «Купи хлорку», но сколько хлорки мне покупать? Они скажут: «Купи щелочной раствор», но, мать честная, во сколько это обойдется?

Опять помолчал.

— Это не вода. Это сточные воды. Фу. Канализация.

Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться.

— Нет. Я сам Боба не видел. Только снимки. Но вид у него жуткий.

Вздохнув еще раз, он дал отбой и взял один из снимков. Он был сделан с воздуха над Камалией — хуже всех контролируемой частью их ЗО. Жителей там, по оценкам, было тысяч шестьдесят, и с начала войны на них почти не обращали внимания. Район, как считалось, кишел боевиками. Вдоль улиц шли открытые канавы с неочищенными стоками, и большинство фабрик по восточной окраине Камалии были заброшены. Во дворе одной из них имелась яма, и там-то солдаты и обнаружили труп, которому дали имя Боб.

Боб означает bobbing in the float, объяснил Каммингз. Плавающий в жиже.

Жижа означает неочищенные сточные воды в отстойнике. Глубина — несколько футов.

А что означает труп, плавающий в жиже? Он покачал головой. Так был раздражен, что слов не хватало. Война обходилась Соединенным Штатам в 300 миллионов долларов в день, и, поскольку на то, как тратить эти деньги, имелись свои правила, он не мог получить достаточную сумму, чтобы избавиться от трупа, который мешал 2-16 выполнить свою самую важную на тот момент задачу — взять Камалию под контроль. А делать это надо было быстро. Из Камалии ПОБ и «зеленую зону» обстреливали ракетами и минами, и разведка доносила, что там, ко всему, еще и шло изготовление СФЗ и СВУ.

Фабрика, которая в прошлом выпускала безобидные макароны, должна была сыграть здесь ключевую роль. Важным элементом стратегии борьбы с повстанческими движениями в рамках «большой волны» было перемещение солдат с крупных ПОБ на более мелкие и не столь впечатляющие командные аванпосты (КАПы), которые необходимо было создавать посреди жилых районов. Стоящую за этим идею лучше всего выразил в сжатом виде Дэвид Килкаллен, специалист по борьбе с повстанческими движениями, который был советником генерала Дэвида Петреуса и написал в 2006 году доклад, широко циркулировавший в армии: «Первое правило расположения сил при борьбе с повстанческими движениями — находиться на месте… Если вас нет поблизости, когда произошел инцидент, вы, как правило, мало что можете сделать. Поэтому ваша первоочередная задача — присутствие… Это требует проживания в данном секторе, в тесном соседстве с его населением, а отнюдь не рейдов с отдаленных и хорошо защищенных баз. Передвигаться пешком, ночевать среди местных жителей, патрулировать район по ночам: все это менее опасно, чем кажется. Так налаживается связь с населением, благодаря этому оно видит в вас живых людей, которым можно доверять, с которыми можно иметь дело, а не инопланетян, спускающихся к ним из бронированного ящика».