Дэвид Финкель - Хорошие солдаты

— Клянусь могилой матери, я никогда не видел американского офицера, который бы так хорошо, как подполковник К., понимал, что он делает, — сказал Иззи. Подполковник К. — тот редкий случай, заметил он, когда человек пытается хоть немного научиться по-арабски. Подполковник К. раздает детям сладости и футбольные мячи — иракский офицер такого ранга никогда не стал бы этого делать. Несколько недель назад у здания совета женщина в сломанном инвалидном кресле попросила помощи, и на следующий день подполковник К. дал ей новое инвалидное кресло. Женщина изумленно поблагодарила его, и Иззи, который переводил, было очень приятно.

Его теперешние сомнения заключались всего-навсего в том, будет ли кто-нибудь знать, что ему делать, как себя вести.

— Ас-салам алейкум, — произнес Козларич, входя в кабинет Касима. — Шаку маку ?

Касим встал, приветствуя гостя. Он был в кабинете один. В помещении было темно — не из-за того, что хозяин хотел что-то скрыть, например, других гостей, готовых выскочить из-за дивана с криком «Сюрприз!», а из-за того, что не было электричества.

— Прошу. Садиться, — сказал Касим, пытавшийся учить английский, Козларичу на его родном языке.

Козларич сел. Иззи сел. Каммингз сел. Несколько солдат из группы безопасности сели. И казалось, что на этом все и закончится. Через несколько минут вошли и сели два местных деятеля, с которыми Козларич часто виделся. Иззи перевел: они жаловались, что какого-то их знакомого прошлой ночью задержали по подозрению в причастности к СФЗ-атакам.

— Так и быть. Я его сегодня же освобожу, — шутливо пообещал Козларич.

Пришедшие удивились.

— Нет, не освобожу, — сказал Козларич уже серьезным тоном, пришедшие вновь стали жаловаться, а им вдруг овладело ощущение одиночества. Дело было даже не в отсутствии праздника. Просто некоторые дни сами собой порождали чувство бесприютности, тоски по дому. Рождество. День благодарения. Вообще все праздники, как ни украшали к ним столовую на базе. Вырезанными из картона индейками. Вырезанными из картона фейерверками. Может быть, от этих картонных изображений становилось только хуже. И дни рождения — к ним ничего не украшали. Перед самым отъездом к Касиму он проверил электронную почту. Из Канзаса не было ничего, так что вот как ему предстояло провести вечер в свой день рождения: в темной комнате среди забывчивых чужаков, ни с кем из которых его не свела бы жизнь, если бы не «большая волна».

Дверь открылась, и вошел еще один человек, офицер из батальона Национальной полиции, которым командовал Касим. Он нес поднос с банками севен-апа. На одной встрече за другой он только это и делал: подавал севен-ап. Он был молод, застенчив и настолько не от мира сего, что несколько подчиненных Козларича задались целью сделать из него мужчину и однажды преподнесли ему подарок, который заказали через Интернет. Это была эротическая игрушка под названием «карманная киска». Он посмотрел на нее сначала непонимающе, потом со смущением, но, поскольку это был подарок от гостей, принял ее с благодарностью и никогда потом о ней не упоминал. Сейчас, любезный, как всегда, он обошел всех, предлагая прохладительный напиток, а оставшиеся банки убрал в холодильник, который стоял в углу кабинета.

Дверь снова открылась, и вошел мистер Тимими с двумя другими хроническими жалобщиками, которые как вошли и сели, так сразу и принялись за свое. В дальней стене комнаты было два больших окна, по доносившимся из-за них мужским голосам было ясно, что подходят еще какие-то люди, и Каммингз поглядывал на шторы — возможно, прикидывал, остановят ли они полет гранаты.

Дверная ручка, поворачиваясь, издала звук, вошел кто-то с фотоаппаратом, Касим пересек комнату и сел за свой стол.

Дверь открылась в очередной раз, и еще двое из людей Касима с трудом втащили огромный стол. Следом внесли блюда с курятиной, хлебом, салатом. Угощение было ровно такое же, каким Козларича потчевали уже много раз. Никаких столовых приборов, все берут еду влажными пальцами, остатки под конец выносят полицейским, дежурящим снаружи, — и только теперь случилось то, благодаря чему Козларич понял: сегодня будет иначе.

Касим протянул руку под стол, вынул квадратную коробку с надписью «Хрустящая» на крышке, положил ее на стол и на безупречном английском произнес, обращаясь к Козларичу, фразу, которую, похоже, долго разучивал:

— Угощайтесь, пожалуйста, пиццей.

Это и правда была пицца.

В ней были и помидоры, и сыр, и, кажется, колбаса, и почти наверняка кусочки курицы.

— Никогда еще не пробовал иракскую пиццу, — сказал Козларич, начиная смеяться, а Касим, достав из-под стола вторую пиццу, гордо заявил:

— Ирак — первая страна во всем. В терроризме. В еде.

И, казалось, в нарушенных обещаниях. Но сегодня одно обещание было исполнено. Козларичу устроили праздник по случаю дня рождения.

— Это немного, это малость, — с довольным видом сказал Касим, отходя теперь в сторону. Он заплатил за пиццу из своего кармана, хотя при теперешней жизни лишних денег у него не было. — Подполковник К. заслуживает гораздо большего.

Кто-то надул три воздушных шарика, Иззи прикрепил их к потолку клейкой лентой.

Настало время подарков. Ручка. Часы. Нож. Вставленное в рамку изображение крепостных ворот Вавилона. Дишдаша.

Жалобщики перестали жаловаться и поздравили именинника.

— Подполковник К. Один из наших лучших друзей, — сказал один.

— Как вы считаете, у Америки и Ирака будет долгое совместное будущее? — спросил другой.

— Я уверен, что мы всегда будем друзьями, — ответил Козларич.

— Друг, — сказал мистер Тимими, целуя Козларича в щеку.

— Друг, — сказал ему Козларич.

Но самым поразительным угощением, превзошедшим даже пиццу, был торт. Его три шоколадных яруса были покрыты глазурью в форме завитков и цветов. На каждом ярусе имелись свечи и бенгальские огни, а на самом верху красовалось большое картонное сердце с надписью.

«С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ПадПалковник К.!» — гласила она.

Чтобы зажечь свечи и бенгальские огни, в ход пошли зажигалки, и, когда все это загорелось и засверкало, когда несколько человек запели: «Happy birdhday to you», а другие, взяв флаконы с аэрозолем «искусственный снег», наполнили воздух снежинками, только циник мог остаться равнодушен. А Козларич в свои сорок два циником еще не был.

— Невероятно, — сказал он, осыпаемый искусственным снегом. Он ел торт. Позировал для фотоснимков. — Этот день мне запомнится как лучший день рождения из всех, какие у меня были в Ираке, — сказал он, а потом настало время уезжать.

Он подошел к Касиму, поблагодарил его и поцеловал в обе щеки.

— Когда у вас день рождения? — спросил он.