Владимир Трибуц - Балтийцы вступают в бой

Появилась шестерка истребителей. Больше едва ли будет, подумал я, под Ленинградом трудно, ®ся наша авиация там. Истребители вступают в неравный бой. Позже мне доложили фамилии летчиков, это были испытанные авиаторы Каберов, Костылев, Ефимов, Мясников, Львов. Трудно приходится нашим зенитчикам: в воздухе свои самолеты.

Докладывают, что сброшены бомбы в районе Морского госпиталя, Морского завода, у пирсов подводных лодок, в доках, где стоят поврежденные корабли. Болит сердце за корабли на рейдах и в гаванях. Наконец вижу, как отдельные вражеские самолеты с черными шлейфами дыма уходят в сторону линии фронта. В это время звонит А. А. Жданов, спрашивает, живы ли мы. Я прошу прислать на подмогу истребителей. Андрей Андреевич обещает. Поднимаюсь снова наверх и вдруг вижу огромный черный столб дыма высотой в несколько сот метров. Ясно — попадание в корабль, горит нефть. Докладывают, что бомба попала в носовую часть ««Марата», находившегося у стенки Средней гавани после тяжелых повреждений, полученных при стрельбе по войскам противника 15–17 сентября. Бросаюсь к машине, еду в гавань. На рогатку ехать нельзя, падают бомбы, самолеты на бреющем полете штурмуют корабли. От Петровского парка иду по стенке, направляясь к «Марату».

Линкор «Марат»! Три года я служил на нем старшим помощником командира, знал командно — начальствующий состав, многих стар- шин — сверхсрочников, краснофлотцев. С командиром линкора капитаном 2 ранга Павлом Константиновичем Ивановым ходил в заграничный поход в Англию. А с военкомом «Марата» Семеном Ивановичем Чернышенко плавал >в первые годы после окончания училища на линкоре «Парижская Коммуна», вместе шли из Кронштадта в Севастополь…

Подойдя к кораблю, увидел: вся носовая часть линкора вместе с первой башней, главным командным пунктом и носовой мачтой рухнула в воду. Со всех сторон гавани спешат катера и буксиры, чтобы оказать ломощь краснофлотцам и командирам, очутившимся после взрыва в воде. Зенитные пушки «Марата», расположенные на крышах башен, ведут бешеный огонь по самолетам противника, которые с воем носятся над кораблями. «Марат», осевший носовой частью на грунт, продолжал сопротивляться.

Когда я вернулся на командный пункт, тут же доложили, что серьезно поврежден и сел на грунт на Большом рейде лидер «Минск», эсминец «Грозящий» получил вторичное повреждение, две бомбы попали в крейсер «Киров», находившийся у выхода из Средней гавани, затонули подводная лодка «М-74», буксир и транспорт. Потери тяжелые… Но это были последние попытки противника расправиться с кораблями, мешавшими наступлению его войск на суше.

Через четыре дня авиация противника — около 40 самолетов — произвела последний дневной налет. Был поврежден линкор «Октябрьская революция», у него вышла из строя одна башня, вскоре ее восстановили.

Когда нашим летчикам приходилось отвлекаться для боевой работы на фронте, они не могли дать должного отпора авиации врага, штурмовавшей Кронштадт и другие места расположения кораблей. С ней мужественно сражались сами моряки. Они делали все, чтобы сохранить живучесть и боеспособность кораблей. Мне хочется отметить массовый, именно массовый, героизм башенных, орудийных и особенно зенитных артиллеристов. Днем и ночью, в жару и холод они несли вахту на своих боевых постах, готовые по первому сигналу открыть огонь для отражения очередного налета вражеской авиации. В помощь им мы в срочном порядке перебросили с ораниенбаумского плацдарма полк зенитной артиллерии (командир майор Д. 3. Осипчук). А когда обстановка под Ленинградом несколько разрядилась, Военный совет фронта разрешил привлекать для обороны Кронштадта не только истребители флота, но и фронтовую истребительную авиацию. Дышать стало заметно легче. С 29 сентября авиация противника прекратила дневные налеты на объекты Кронштадта; теперь корабли беспокоили только артиллерийские обстрелы.

Отражение налетов фашистской авиации было важной задачей ВВС флота, как и военно — воздушных сил фронта, но не единственной. Летчики столь же самоотверженно наносили удары по вражеским аэродромам, тем более что расположение их было нам хорошо известно. Так, 9 сентября гитлеровцы недосчитались на своих аэродромах 35 самолетов; всего же в воздушных боях и на аэродромах в сентябре противник потерял 272 самолета.

В сентябре наши летчики 4435 раз поднимались в воздух, чтобы сражаться с врагом. С равным напряжением сражались в этот период истребители 61–й авиационной бригады, бомбардировщики и штурмовики 8–й авиационной бригады, разведчики 15–го морского разведывательного полка.

Отказавшись от массированных налетов, фашисты избрали другую тактику воздушной войны — тактику охоты за нашими самолетами — одиночками. В небе дежурили фашистские асы — «волки». Выследив наш одиночный самолет, они набрасывались на него. Особенно активно охотились «волки» за нашими транспортными самолетами и прославленными летчиками — истребителями, которых успели запомнить в ходе воздушных сражений. «Волками» занялись наши летчики — истребители М. Мясников, М. А. Ефимов, Г. Д. Ко- стылев, П. Чепелкин. К. В. Соловьев и другие.

Константин Владимирович Соловьев, впоследствии Герой Советского Союза, однажды возвращался на своей «чайке» с боевого задания. Он уже подходил к аэродрому, как вдруг из‑за облаков вывалилась четверка истребителей противника. Соловьев не растерялся, пошел в лобовую атаку. При сближении самолеты противника открыли огонь, но летчик маневром вывел машину из зоны огня и контратаковал. Тогда враги разошлись попарно, решив взять «чайку» в клещи. Соловьев разгадал план противника и провел маневр с круговой осмотрительностью. Метким огнем он повредил два вражеских самолета, остальные ушли. После двухтрех ««волчьих» нападений балтийские летчики распознали эту тактику, выработали приемы борьбы с «волками».

Отличала наших летчиков крепкая боевая дружба, готовность к самопожертвованию во имя боевого товарищества, взаимная выручка. Здесь мне хочется рассказать об одном случае периода осенних боев за Ленинград. Он связан с именем Ивана Ивановича Сербина, летчика, а затем военкома эскадрильи, военкома пол ка, начальника политотдела дивизии, начальника политотдела авиации флота.

Военком Сербин часто летал вместе с командиром полка Коро- нецом. Однажды их полк вел воздушный бой. Алексей Васильевич Коронец из боя на аэродром не вернулся. Что с ним — погиб, ранен? Никто не знал. Сербин вылетел на поиски командира. Плохая погода заставляла вести самолет на самой малой высоте. В заливе, на льду, Сербин обнаружил сгоревший самолет, рядом лежал летчик. Возвратившись на аэродром, Сербин попросил разрешения слетать ночью в тыл врага за командиром. Вылетел. Разыскав его на льду, решил садиться без подсветки снежного поля. Удачно приземлился и, не выключая мотора, побежал к разбитому самолету. В контуженном, находившемся в тяжелом состоянии летчике, Сербин узнал Шахбазьяна. Шахбазьян дрался в том же бою один против нескольких «фоккеров». Помогали ему летчики Твердохлебов и Семеряко. Втроем они сбили машину врага. Но и самолет Шахбазьяна загорелся, пошел к земле… Стряхнув с лица Шахбазьяна снег, комиссар влил ему в рот глоток водки, лотом поднял на руки и отнес в кабину.