Гарри Тюрк - Дьенбьенфу. Сражение, завершившее колониальную войну

— Дружище, — сказал он, понимаясь, — не сердись на меня, что я не смог утешить тебя лучше. Ты знаешь, я не любитель красивых речей. Иногда я переживаю такие же часы, что и ты. Наша победа стоит немало слез. Нелегко знать все это. А теперь иди поспи пару часов. Он продолжил еще тише: — Сегодня ночью мы атакуем пять укреплений, названных французами «Доминик». У тебя будет много работы. Если я смогу тебе чем то помочь, тут же дай мне знать. Он протянул врачу руку.

Уходя, он еще раз повернулся и добавил: — Каждый наш парень, которому ты спасешь жизнь, будет любить тебя как отца, всегда помни об этом!

Он бросил последний взгляд на хижины лазарета и на купол горы Пу — Фа, за которой лежала Дьенбьенфу, и ушел.

Придя в штаб, Зиап вызвал к себе Ван Тиен Дунга, занимавшегося планированием наступления, и сказал ему: — Ты должен перед атакой связаться со всеми нашими командирами. Как ты это сделаешь — твое дело. Все силы на углубление траншей! Копать на глубину не меньше двух с половиной метров!

— Это будет стоить много пота, — заметил Ван Тиен Дунг, человек с узкими, аскетическими чертами лица и коротко стриженой головой.

Главком согласился с ним: — Да, будет стоить много пота. Зато поможет сберечь кровь. Он увидел, что за спиной Ван Тиен Дунга появился солдат, показавшийся ему немного знакомым. — Что у этого на сердце?

— Это ответственный за фронтовую пропаганду, — представил его Ван Тиен Дунг.

Зиап вспомнил, что уже встречал его на другом участке фронта. Он пожал ему руку и спросил: — Что ты собираешься сделать здесь? Опять притащил технику, захваченную на французских складах?

— Технику и дикторов, товарищ главнокомандующий, — сообщил агитатор. — Вы должны дать нам свое личное разрешение, чтобы мы смогли попасть в передовые траншеи, иначе противник не сможет услышать наши голоса.

— С вами снова французы?

Агитатор перечислил: — Три француза, которые уже давно покончили с войной. Мы приняли их. Мужественные люди. Два алжирца и один немец тоже пришли к нам. И они не могли вынести эту войну.

Зиап задумался. В Народной армии уже были люди, входившие раньше во французский экспедиционный корпус, пока война им не опротивела. Французские власти официально разыскивали их как дезертиров. Но лишь немногие из них не просто элегантно вышли из войны, попав в плен. Они были готовы снова рискнуть жизнью, но в этот раз, чтобы поскорее закончить эту войну. Их не стоило подвергать ненужной опасности.

— Хорошо, — решил он, наконец. — Я разрешаю. Точные места определят командиры на позициях. Но — никто из ваших людей не действует из окопов глубиной меньше двух с половиной метров. Понятно?

Когда агитатор подтвердил, что понял, Зиап добавил: — Передайте вашим людям мою глубокую признательность. Я очень хочу, чтобы им удалось спасти как можно больше своих земляков от смерти за французских колонизаторов. Кто придет к нам — о том позаботятся, будут лечить, если он ранен, с ним будут хорошо обращаться. А когда война окончится, он сможет вернуться домой. Если он опасается мести дома, он может остаться у нас.

Такое решение уже приняло правительство.

С последними лучами солнца вблизи лазарета появился старый человек на тяжело нагруженном велосипеде. Как и у всех остальных Дан — Конгов к рулю велосипеда была привязана длинная бамбуковая палка, что помогало ему лучше удерживать равновесие на такой перегруженной машине. Человек был седым, тощим как спичка, одетым в короткие черные штаны и куртку, которая болталась на нем, как на вешалке. Добравшись до сборного пункта, он уже качался от усталости, но, собравшись силами, смог громким голосом объявить: — Я Буй Дук из Тай — Нгуена! Я привез четыре полных мешка лекарств… И сразу после этого упал, прямо у своего велосипеда.

Профессор Тунг, выходя из лазарета, увидел старика. Он быстро подбежал к нему. Часто бывало так, что носильщики, желая как можно скорее доставить грузы, исстрачивали все свои силы и мгновенно засыпали в пункте прибытия. Тунг поднял руку старика, пощупал пульс, затем закричал: — Двух носильщиков, быстрее!

Старика отнесли под брезент. Медсестра расстегнула его куртку. Человек голодал, это было очевидно. Тунг знал, что поможет ему только лекарство от сердечных болезней. Но его не было. Потому он попробовал применить массаж. Ритмично профессор нажимал на грудную клетку, под которой совсем слабо билось сердце. Через несколько минут по его лбу покатился пот. Профессора сменила сестра, пока и она не закашлялась.

Когда Тунг приставил к груди старика трофейный французский стетоскоп, в блиндаже наступила полная тишина. Через минуту врач снял стетоскоп и опустил голову. Старый Буй Дук умер в конце своего пути.

Когда мертвого унесли, Тунг сказал своей все еще тяжело дышавшей медсестре: — Выйди на свежий воздух. Ты сделала все, что могла.

Позже он встретил ее снаружи, когда шел к себе в убежище, чтобы последовать совету Зиапа и поспать хоть пару часов. Девушку зовут Ба, вспомнил он. Прислал ее Тиен. Она из деревни муонгов, где то на Черной реке. Ба еще не долго работала в лазарете, но была серьезной, не боялась никакой работы и быстро нашла общий язык с другими сестрами и санитарами. Тунг с удивлением заметил, как неподалеку от входа в пещеру, где размещались легкораненые, Ба целовалась с мужчиной в вьетнамской крестьянской одежде, который, однако, очевидно был не вьетнамцем, а европейцем.

Профессор не любил вмешиваться в личные дела своих сотрудников, особенно в дела любовные, хотя отношение к этой стороне жизни в Народной армии было иным, чем в гражданской жизни. Так что он, собственно, хотел незаметно проскользнуть мимо парочки, но девушка сама к нему обратилась, найдется ли у профессора минутка для нее.

Должна найтись, подумал он, не могу же я сказать ей нет? Хотя вряд ли с таким делом можно справиться за минуту, обычно такой разговор длится намного дольше.

Ба представила ему чужака: — Это мой муж Гастон, товарищ профессор.

— Ах, — удивился Тунг. Он подал мужчине руку, и пока они здоровались, Тунг заметил, что иностранец неплохо говорит по — вьетнамски.

— Вы француз? — спросил он. Хотя Тунг сам не курил, он всегда носил с собой сигареты, которыми обычно угощал клиентов во время перерывов. Теперь он предложил чужаку пачку. Тот с радостным удивлением поднял брови. Это были «Котаб», любимые сигареты Иностранного легиона, которые Гастону уже давно не доводилось курить.

— Спасибо. Кстати, моя фамилия Жанвилль.

— А что вы делаете здесь, месье Жанвилль? Вопрос прозвучал довольно резко.

Француз улыбнулся: — Я по пути на фронт. Просто хотел заскочить к моей жене.

— Фронт? Тунг взглянул на него удивленно. Человек был безоружен, нес через плечо сумку, в которой, возможно, было немного еды и бутылка с водой. Чем занимается француз в тылу Народной армии? И почему на фронт? В тот момент, когда профессор про себя размышлял над этими вопросами, он услышал слова девушки: — Гастон хочет попробовать убедить своих бывших товарищей на французской стороне прислушаться к голосу разума. Предложить им прекратить сопротивление.