Григорий Чечельницкий - Летчики на войне

До сигнала «Взлет» еще достаточно времени. На аэродроме тишина. В такие минуты хорошо посидеть под плоскостями самолета, помечтать, послушать рассказы ветеранов полка.

Но вот летчики зашевелились. К стоянкам приближался человек, самый желанный всегда, тем более сейчас, — младший лейтенант Николай Медведев из фотоотделения, добровольный почтальон полка. У него в руках пачка писем. Он хорошо понимает нетерпение товарищей, чьи взгляды с надеждой прикованы к нему, и поэтому на ходу произносит фамилии счастливчиков без обычного требования «пляши».

Сегодня эти счастливчики Вадим Бузинов, два Володи — Щербина и Дронов, Гена Серебренников и, конечно, Иван Ильич — ему письма из Саратова приходят не реже двух раз в yеделю. А давно ли Корниенко безучастно отворачивался от младшего лейтенанта: откуда ему ждать писем? Все родные под немцем.

Но вот в его жизни на фронте произошли серьезные изменения. И началось это год с лишним назад, в один памятный для него день, когда почтальон многозначительно произнес:

— Полевая почча номер… лично Ивану Ильичу Корниенко. Обратный адрес — Саратов. А дальше… военная тайна.

Письмо взволновало с первой строки. Неизвестная девушка писала: «Уважаемый и близкий человек, дорогой летчик Ваня Корниенко! Мне стало известно, что вы служите в авиационном полку и принадлежите к числу тех, кто мне дорог с детских лет, когда я буквально зачитывалась рассказами о смельчаках на Северном полюсе — челюскинцах, летчиках, совершающих беспосадочные перелеты в Америку. Признаюсь, я высоко ставлю людей летной профессии. Они мужественны, их работа, связанная с постоянным риском для жизни, заставляет ценить жизнь на земле… Давайте дружить. Я — Валя. После окончания десятилетки по призыву комсомола стала работать на заводе. Комсорг инструментального цеха».

Корниенко несколько раз перечитал письмо. Он сразу почувствовал в девушке хорошего, бесхитростного человека. Конечно, он не знал о том, что Валя написала это письмо, увидев в заводском комитете комсомола обращение замполита полка майора Владимирова к девушкам «Серпа и Молота»: «Есть у нас Корниенко Иван Ильич — смелый, отважный летчик, отлично выполняющий боевые задания. Иван Ильич остро переживает прерванную связь с родными, оказавшимися на оккупированной территории». И полетели треугольники с фронта в Саратов, а из Саратова на фронт. Письмо за письмом. Переписка сближала и роднила двоих, находящихся далеко друг от друга людей.

Валя вспоминает: «Я писала ему часто, рассказывая о событиях своей жизни. Мне было в то время 18 лет, работали мы по 12 часов в сутки, потом выполняли комсомольские нагрузки. Изредка посещали кино и даже театр. Было чем поделиться с Вапюшей…»

Конечно же, эти письма стали для летчика источником радости. Иначе бы не сделал он такую надпись на своей фотографии, посланной Вале позже: «Дарю тому, кто сумел отогреть душу, скованную горечью бед, пришедших вместе с войной, сумел подбодрить, помогая одерживать победу над врагом в жестоких боях. Спасибо и до скорой встречи!»

Валя: «Он писал, что в Таганроге еще до войны по вечерам учился в аэроклубе, очень любит небо, любит трудовую жизнь и что мыслит счастье в своей жизни только через победу. Мы мечтали о встрече, о победе, когда можно будет спокойно жить, любить, учиться. Меня радовали его письма, после них легче дышалось, крепла надежда на встречу. Я очень старалась на своей работе. Мне ведь надо было каждый раз чем-то порадовать его…»

Да, его радовали бесхитростные рассказы о том, как трудятся для фронта заводские мальчишки и девчонки. Перед глазами возникал шестнадцатилетний Вася Мокрюков, выросший менее чем за год с ученика фрезеровщика до наладчика, или проворный и сметливый Шурка Мухин — ученик термиста, ставший машинистом воздушного молота. Или секретарь заводского комитета комсомола Венера Медведева, которая за несколько месяцев освоила специальность токаря, работала наладчиком и обучила токарному делу сорок ребят.

«Я окружен чудесными боевыми друзьями, настоящими рыцарями без страха и упрека, — писал Вале летчик. — Ты не знаешь Володю Дронова и Володю Щербину. Перед хладнокровием и собранностью Дронова можно только преклоняться и, конечно, перед энергичностью, стремительностью Щербины.

Когда я лежал вместе с Дроновым в лазарете (оба обгорели в бою), он проявил такую стойкость и выдержку, что мало кто поверил бы, как может человек вытерпеть такое. А чуть зажила тяжелая рана, правдами и неправдами попал в полк и стал летать. Второе ранение головы чуть не лишило его зрения.

Володя Щербина тоже порой летал на „честном слове“, мешала бронхиальная астма. Он ее тщательно скрывал, а наш милый доктор Гриша старался этого но замечать — ведь Щербина так рвался в полет. Скольких из нас выручил полковой врач, доставлял в лазарет, ухаживал, как мать родная».

В другой раз Корниенко писал о Вадиме Бузинове и даже цитировал стихи полкового поэта о нем: «Ты будешь вновь врага сбивать — не жить врагу на свете! Тобой гордиться будет мать, узнав портрет в газете. Так умножай в боях свой счет, с достоинством сражайся, лети, товарищ мои, в полет, с победой возвращайся». Корниенко писал о замечательных ведущих Иване Ивановиче Дорошине и Степане Семеновиче Савченко, очень удачливом в боях Николае Васильевиче Ябрикове, рассказывал о друзьях Павле Новожилове и Геннадии Серебренникове.

Корниенко щедро делился своими впечатлениями с Валей. И хотя она читала с интересом о его товарищах, но мысленно представляла себе в эти минуты своего Ванюшу. Она не знала, какого цвета у него волосы, глаза, какая улыбка, но в его письмах раскрывался внутренний мир славною парня, преданного своему делу.

Валя вошла во фронтовую жизнь летчика, заполнила ее до краев, и всякий раз, когда он читал ее письма, смотрел на ее фотографию, она казалась ему самой красивой, самой лучшей на свете.

…Прозвучал сигнал на взлет. Привычным движением уложено письмо в левый карман гимнастерки рядом с Валиной фотографией и маленьким платочком, присланным девушкой 23 февраля, в день его рождения. Заправлена за голенище карта. Корниенко легко впрыгнул в кабину «яка». Истребители порулили и взлетели парами.

Группа шла к цели на бреющем. Линию фронта пересекли в районе Пустошка, вышли к Неведрице и с севера атаковали аэродром. Враг открыл ураганный заградительный огонь из десятков зенитных орудий. Появились «фокке-вульфы». Проштурмовав вместе с «илами» стоянки, на которых возникло свыше десятка пожаров, истребители завязали воздушный бой. В этом бою было сбито восемь вражеских самолетов. Четырех стервятников уничтожили Щербина и Ордин, по одному сразили меткими очередями Дронов, Савченко, Лысенко, Парада.