Никита Демин - Война и люди

Вдруг грянул орудийный выстрел... другой. Оба «тигра» задымились. Один уткнулся хоботом пушки в дерево, другой крутанулся на перебитой гусенице и замер.

— Красиво сжег! — громко сказал Черный, окидывая собравшихся горделивым взглядом. Сказал так, словно он сам лично уничтожил эти танки.

Остальные танки противника остановились, открыли огонь. В бой вступила наша артиллерия.

Грохот орудий продолжался более получаса. Противник дрогнул и начал отходить.

Вскоре мы разговаривали с командиром самоходной установки. Молодой лейтенант рассказал, как сидел в засаде, как сдерживал себя, ожидая, пока танки подойдут поближе и подставят борты, хвалил заряжающего за быстроту. Как ни старался лейтенант, он не мог скрыть охватившей его радости. Казалось, она так и брызжет из его глаз.

К награде его,— предложил я полковнику С. М. Черному. — Его и"всех членов экипажа.

И в этот момент меня позвали к телефону. Звонок из штаба корпуса. В трубке взволнованный голос начальника оперативного отделения Доможилова:

— Никита Степанович, на правом фланге беда.

— Что случилось?

— Прорвался -немец. Смял два полка триста девятой дивизии. Туда выехал генерал Бондарев. Наводит порядок.

Хорошего настроения как не бывало. Выехал в штаб. Григорий гнал машину с бешеной скоростью. Я опустил стекло, высунулся, подставляя разгоряченное лицо под упругую струю прохладного воздуха. Как же могло случиться такое? Почему? Вспомнились дороги, забитые брошенной вражеской техникой, солдат с трофейным аккордеоном в руках. Не коснулись ли «шапкозакидательские» настроения бойцов и командиров 309-й? Они шли теми же дорогами, в течение многих дней видели деморализованного, панически бегущего на запад противника... И вдруг вместо спины врага наткнулись на стальной кулак его танкового тарана.

Так думал я. И тут же пришел к мысли, к которой не мог не прийти: «Ну, а сам-то ты? Почему, узнав, что дивизия вливается в корпус, сразу же не поехал туда, не поговорил с людьми? Понадеялся на то, что командир там боевой и политработники сильные?»

В штаб прибыл ночью. Сырое тяжелое небо висело над самыми крышами. И на душе было сумрачно. Однако, увидев бледного, расстроенного Бондарева, я даже попытался улыбнуться.

— Что, Андрей Леонтьевич, досталось нам? Не все же побеждать.

Бондарев махнул рукой.

— Брось, Никита Степанович, бодрячком прикидываться. Дай-ка лучше махры. Папиросы что-то нынче, как трава.

Я достал свой резиновый кисет, оторвал клочок газеты. Бондарев скрутил цигарку, жадно затянулся. Накурившись, рассказал, как было дело.

Пробив оборону на узком участке фронта, гитлеровские танки вышли на артиллерийские позиции 309-й дивизии, в ее тылы, уничтожили несколько артрасчетов.

— Давно у нас такого не было, — заметил Бондарев.

— В штабе армии знают? — спросил я.

— Послал донесение.

Бондарев быстро заходил по комнате, по обыкновению своему слегка сгорбившись, заложив руки за спину. Потом подошел к карте, нетерпеливым жестом руки подозвал меня.

— Взгляни, Никита Степанович. Видишь, как они врезались в наши позиции? Шилом. Так мы у них оторвем жало. Вот здесь ударит Стенин, а тут — вторая воздушнодесантная.

План, который предложил комкор, был прост, точен и рассчитан на ту же неожиданность, которая только что послужила козырем врагу. Он полностью оправдал себя. В ту же ночь удалось не только восстановить положение, но и вернуть все орудия (они стояли на своих же позициях, целые и невредимые).

Бондарев, довольный успехом, забыл о моей махре и снова перешел на папиросы. Только радость его оказалась преждевременной. Утром мы получили приказ из штаба фронта. Читаю и не верю своим глазам: «За отход без приказа, за оставление противнику артиллерии командира корпуса от должности отстранить».

Андрей Леонтьевич принял это сообщение внешне спокойно. Только лицо потемнело. Да еще вскользь брошенная фраза выдала смятение души:

— Обидно, шут его подери! Ведь дивизию эту я, по существу, еще и не принял. Воюешь, воюешь, а потом...— и он махнул рукой: дескать, о чем говорить.

Признаться, решение об отстранении Бондарева меня ошарашило. За плечами Бондарева — годы гражданской войны, финская кампания, оборона Ленинграда, Днепр. Он умело командовал соединениями, обладал развитым тактическим и оперативным мышлением, крепкой волей. Его знали и ценили в войсках.

В каких только переделках не бывали мы с Андреем Леонтьевичем. Не раз, как говорят, вместе умирали и воскресали. В любых обстоятельствах он сохранял ясность ума, не поддавался дурному настроению, никогда не падал духом, из любого самого трудного положения находил выход.

Что и говорить, не хотелось мне расставаться с Бондаревым. Крепко я с ним сроднился. Это был самый близкий фронтовой друг. Горевал и начальник штаба. Сидели мы с Василием Ивановичем Шубой в пустой штабной комнате, в потемках, вспоминали разные разности об Андрее Леонтьевиче. О том, как он всегда старался быть впереди, а я его сдерживал: «Смотри, командир, ты все-таки пулю схватишь».

Или о том, как однажды Андрей Леонтьевич, умывшись, попросил лейтенанта Львова из роты связи подать ему гимнастерку. Тот поднял гимнастерку и ахнул от удивления: «Ну и тяжелая же она у вас, товарищ генерал!» А вся тяжесть ее — в орденах да медалях. Тридцать две награды имел Бондарев. Тридцать две — и золотую звездочку Героя Советского Союза!

Вот так и вспоминали. А потом Шуба засмеялся:

— Да что мы, отпеваем Андрея Леонтьевича, что ли? Такой человек еще покажет себя!

Здесь, на этих страницах, мы прощаемся с моим самым близким фронтовым другом Андреем Леонтьевичем Бондаревым. И мне хотелось бы вкратце рассказать о том, как сложилась его жизнь в дальнейшем.

Вскоре после этого события А. Л. Бондарев был назначен заместителем командующего 38-й армией.

С должности заместителя командующего 38-й армией Андрея Леонтьевича по его просьбе вновь назначили командиром корпуса. Ему, боевому генералу, хотелось непосредственно руководить боем, чувствовать, как говорится, жар победы на своей ладони. До конца войны он командовал 101-м стрелковым корпусом. Это соединение не раз отличалось в боях. На Параде Победы в Москве сводным полком 4-го Украинского фронта командовал Андрей Леонтьевич Бондарев, а его заместителем по политчасти был генерал-майор Леонид Ильич Брежнев. Когда кончилась война, неспокойная судьба военного человека забросила генерала на Дальний Восток. Там мне довелось вновь встретиться с ним.

Интересна дальнейшая жизнь этого замечательного человека. В 1955 году Андрей Леонтьевич ушел в отставку, приехал на родную Белгородщину, в Новооскольский район.

Колхоз «Память Ильича», одним из первых председателей которого был когда-то отец Андрея Леонтьевича, после войны считался самым отстающим в области.