Брайан Кастнер - Долгая прогулка

Мы с полковником сидели у входа в палатку, служившую нам в ту ночь временным пристанищем, и наблюдали за «представлением».

Бамбуковые факелы гавайского народа тики, миниатюрные огоньки гирлянд и лампочки внутри ярко раскрашенных голов с острова Пасхи со всех сторон окружили наш задымленный «партер». Неплохо было бы пропустить стаканчик виски, но и без того сигара, теплая ночь, удобный складной стул и неторопливая беседа вызвали в памяти частые посещения баров на террасах в закрытых двориках родного города.

Ба-бах! Бдум-бдум-бдум-бдум!

Гаубицы не смолкали всю ночь, пока вертолеты сновали туда-сюда по одному и тому же маршруту. Убитых и раненых привозили на базу, а им на смену отправлялись свежие силы морских пехотинцев. На краю базы ВВС Аль-Такаддум, этой жуткой дыры в верховьях Евфрата на западе страны, где мы с полковником застряли на ночь, замигали посадочные огни вернувшихся на базу железных птиц. Липкие и мокрые вертолеты оставались на посадочной площадке недолго: выгрузив груз, с которого что-то все время капало, они снова поднимались в воздух, чтобы взять на борт пехотинцев на другом краю базы, и продолжали сновать взад-вперед, как медведь гризли, обходящий свою территорию.

Ба-бах! Бах-бах-бах!

За мощными взрывами, прогремевшими в городе Хаббания, расположенном в пользующемся дурной славой районе в пойме реки ниже по течению, последовали три серии вспышек. Иллюминацию обеспечили спускаемые на парашютах свечи: их огни буквально повисли в воздухе, окутав город жутким, нестерпимо белым светом, — на короткое время они должны были как прожекторы осветить дорогу морским пехотинцам, перебегающим от дома к дому. Мы находились на высоком плато, а откуда-то снизу, издалека, до нас доносились одиночные пистолетные и винтовочные выстрелы и стрекотня пулеметов.

Мы сидели и разговаривали, потому что это был не наш бой. Мы просто застряли на базе в ожидании вертолета, который отвезет нас в Багдад.

Полковник, когда-то изучавший в университете историю, всю ночь рассказывал мне о событиях прошлого, связанных со старой базой британских королевских военно-воздушных сил в Хаббании. База представляла собой бетонированную полоску земли посреди города — как раз эту полоску сейчас обстреливали на наших глазах. Полковник поведал мне, как в 1941 году иракская армия, симпатизировавшая странам «оси», окружила базу, установив артиллерийские расчеты на возвышенности, где мы сейчас сидели. Королевские ВВС решили тогда атаковать первыми, используя бипланы времен Первой мировой, поскольку сил наземного базирования у них было недостаточно, чтобы защитить аэродром. Немедленно поднятые в воздух британские самолеты атаковали растерявшихся от неожиданности иракцев, разворачиваясь у них под самым носом и сбрасывая бомбы им на головы всего в нескольких десятках метров от ограждения базы. Затем они возвращались на базу, под градом ударов иракской артиллерии пополняли боезапасы и запасы топлива и снова взлетали и атаковали, поливая огнем иракскую пехоту, подошедшую к самому порогу базы. Каждый поднявшийся в воздух самолет на протяжении всего полета находился в пределах досягаемости иракских зенитных орудий. Но англичане не обращали на это внимания.

Осада продолжалась четыре дня. К концу четвертого дня летчикам приходилось при взлете и посадке маневрировать между воронками от взрывов. Тем не менее англичане взлетали и садились. И победили. Тридцать три стареньких самолета дали отпор целой бригаде.

Эта история повествует о храбрости и изобретательности британцев. Об их ратных подвигах. Такие истории старые пилоты истребителей рассказывают на ночь новичкам.

Ба-бах! Бдум-бдум-бдум! Ба-бах!

До глубокой ночи мы попыхивали сигарами, пускали кольца дыма, рассказывали друг другу военные истории и наблюдали, как пишутся новые в отсветах факелов тики и разноцветных огней.

Что такое Безумие? Каково это — быть безумцем? Помните свои ощущения в последнюю неделю школьных занятий перед началом летних каникул? Что чувствует ребенок, когда учебный год вот-вот закончится, но еще не закончился?

Сидишь, бывало, за партой у окна, купаясь в лучах теплого солнца. Одно из окон распахнуто настежь, чтобы впустить внутрь свежий ветерок. В застоявшемся воздухе классной комнаты начинают увлажняться подмышки, а когда становится душно, на лбу выступают капли пота. Издалека доносится шум газонокосилок, и запах свежескошенной травы извещает тебя о том, что наступило лето. Этот запах напоминает о футболе, о ловле раков в ручье и желании улизнуть от всех и украдкой поцеловать свою первую любовь под сенью старого дуба в парке. А еще он напоминает о том, как хорошо гонять с другом по улице клюшкой мяч до самого вечера, покуда его мама не пригласит тебя в дом и не угостит ужином. Запах скошенной травы — это запах девочек в открытых маечках и коротких шортиках. Именно этот запах ты ждал долгие девять месяцев. Нет ничего лучше этого запаха.

Единственное, что отделяет тебя от лета, — это дурацкий экзамен, и в классе вас осталось только трое. Остальные уже всё сдали и разошлись по домам, и только ты сидишь в классе, а время неумолимо бежит. Вспоминается экзамен по истории Соединенных Штатов — в голове все смешалось, Тонкинский залив путается с Мексиканским. Как можно сосредоточиться на таких вещах, если каждый атом твоего тела рвется на улицу, где сияет солнце? Ты умираешь от желания пойти поиграть, будто не выходил на улицу несколько лет. Ты стараешься как можно быстрее расправиться с экзаменационным заданием — тебе уже не до хорошей оценки, лишь бы все поскорее закончилось. Тут недолго и задохнуться без свежего воздуха, и ты жадно набираешь воздух в легкие, чувствуя, что твоя грудная клетка вот-вот лопнет. Необходимо покончить с этим… с экзаменом… сейчас же.

Вот, примерно, что значит обезуметь. Ты чувствуешь то же самое, что и школьник на экзамене. Но есть одно отличие: когда, наконец, твое испытание закончилось, когда ты сдал экзаменационную работу, схватил сумку с книгами и пулей вылетел на улицу, ты… не чувствуешь облегчения. Не можешь расслабиться. Все осталось, как было. Проклятое солнце просто сводит тебя с ума. Каждый день. С утра до вечера.

Место происшествия оцепили. Остатки самодельного взрывного устройства убрали. Машины сопровождения еще не уехали. Пока робот возвращался обратно и нас еще прикрывали бронемашины, мы закончили паковать снаряжение и приготовились двигаться дальше. Все вещи, остававшиеся на месте теракта, стремительно росли в цене. Ребята, отвечающие за безопасность, перекрыли проходы к огромному монолитному многоквартирному дому у кольцевой развязки, чтобы мы могли обезвредить другую неразорвавшуюся бомбу, обнаруженную около его дальнего торца. По краям пустого амфитеатра стояла редкая публика, наблюдая за каждым нашим движением.