Густав Шульц - С английским флотом в мировую войну

Спасенные два матроса рассказывали, что они спали в подвесных койках, когда случился взрыв. Каким чудом они были выброшены из коек и очутились в воде, а также о том, что произошло перед этим на корабле, они не имели ни малейшего понятия. Произошёл ли взрыв от разложения взрывчатого вещества в снарядах или от необнаруженного во время пожара в зарядном погребе или, быть может, от адской машины, принесенной каким-нибудь предателем на корабль в то время, как он недавно чинился в одном из южных портов? Эти вопросы не были никогда разрешены, и молва высказывала самые различные предположения.

В феврале возобновилась неограниченная подводная война, и снова усилилась блокада английских берегов. Сторожевые корабли, вооруженные пароходы и другие оборонительные средства, которыми боролись с угрожавшей опасностью, не были в состоянии помешать быстрому росту потерь в торговом тоннаже, а система конвоев не могла быть организована достаточно быстро и широко. Только после того, как Соединенные Штаты, объявив войну, предоставили Антанте все свои эскадренные миноносцы, быстроходные пароходы и моторные суда, Англия получила и в этой области превосходство в силах, необходимое для отражения подводного врага.

Энергичный американский адмирал Симс прибыл в Англию как раз в тот момент, когда опасность достигла наивысшего предела. На основании сведений, помещавшихся в газетах, он составил себе очень оптимистическую картину о положении союзников на море. Но после первых же дней пребывания в Лондоне американскому адмиралу пришлось убедиться, что он глубоко заблуждался.

В своих воспоминаниях, напечатанных в журнале «Pearsons Magasine» (октябрь 1919 г.), он следующим образом описывает свои первые впечатления в Лондоне: «Английское Адмиралтейство дало мне возможность ознакомиться со всеми обстоятельствами и статистическими данными, которые скрывались от общественного мнения. Данные эти с бесспорностью доказывали, что Германия через 4 или 5 месяцев выиграет войну, и Британской империи придется сдаться на милость или немилость победителя. В день моего приезда в Лондон я посетил первого морского лорда адмирала Джеллико, которого я знал раньше. После взаимных приветствий адмирал взял с письменного стола сводку потерь торгового флота за последние месяцы и передал ее мне… Подсчет цифр показывал, что немецкие подводные лодки потопили в феврале 436 ООО тонн, в марте 603 ООО тонн, а за следующие месяцы сумма потерь торгового флота, судя по результатам первых дней апреля, должна была достигнуть 900 ООО тонн. В общем потери были в три или четыре раза больше, чем об этом сообщалось в газетах…

Эти колоссальные цифры были для меня столь неожиданны, что я не удержался и выразил мое удивление адмиралу Джеллико. «Это так, на самом деле, – ответил тот с таким спокойствием, как будто речь шла о погоде, а не о будущности Британской империи. – Мы не сможем продолжать войну, если потери будут дальше расти тем же темпом». «Что вы предполагаете делать?» – спросил я. «Всё, что только возможно. Мы усиливаем всеми способами наши средства борьбы с подводной опасностью, стараемся использовать для этого каждое судно, энергично строим эскадренные миноносцы, моторные катера и другие мелкие суда, насколько мы можем. Положение тем не менее весьма серьезно, и мы настоятельно нуждаемся в помощи, которую только вы можете нам оказать».

«Германия стоит, по-видимому, на пути к выигрышу войны», – заметил я. «Да, это так и будет, и весьма скоро, если только мы не сможем сократить наши потери», – ответил Джеллико. Вскоре я убедился, что и данные о числе уничтоженных немецких подводных лодок не соответствовали действительности. Предполагалось, что с начала войны немцы потеряли 54 подлодки, но адмирал Джеллико сообщил мне, что на немецких верфях еженедельно строятся три новых подлодки. Газеты разглашали, будто несколько немецких подлодок добровольно сдались. Это была неправда; ни одна немецкая лодка не сдалась. Сообщения эти печатались лишь бы подействовать на нравственное и духовное равновесие противника… Специалисты, наиболее осведомленные в этой области, высчитали, что у Англии не хватит силы сопротивления долее 1 ноября 1917 года, если потери будут продолжать расти в том же масштабе. Мне пришлось обсуждать положение также с отдельными министрами, например, с Бальфуром, лордом Сесилем и сэром Эдуардом Карсон. Все они описывали мне положение совершенно в другом духе, чем они делали это в своих публичных выступлениях. В речах, предназначенных для общественных кругов, они старательно избегали всего, что могло бы ободрить настроение врага, но в разговоре со мной они по существу повторили все то, что я уже слышал от адмирала Джеллико! Серьезность положения заставила английское правительство послать в Америку специальную комиссию под председательством Бальфура. Это были тяжелые дни для Антанты.

Опасность от подводных лодок продолжала расти до самого конца 1917 года, и только, начиная с 1918 года, успех в подводной войне стал склоняться на сторону Англии. Этот перелом произошел, благодаря повсеместной организации системы конвоев, помощи со стороны Америки в виде быстроходных судов и ряду других причин. Среди них важную роль сыграло все резче обнаруживавшееся расхождение между морской стратегией и политикой Германии, в силу которого успешные действия немецких подлодок пошли на убыль.

21-го апреля меня вызвали в Лондон для переговоров с адмиралом Колчаком, который прибыл туда проездом в Америку. Я знал его с той поры, когда мы вместе служили в штабе командующего Балтийским флотом адмирала Эссена, и слышал, что он в последнее время занимал место командующего русским флотом в Черном море. Его путешествие или командировка в Америку меня поэтому несколько удивила. Колчак взял с собой из России небольшой штаб и направился с ним в Соединенные Штаты Северной Америки, куда он был приглашен как технический советник по военно-морским вопросам. Всемогущий тогда в России председатель совета министров Керенский с радостью откомандировал его как можно дальше за границу, чтобы таким образом отделаться от популярного соперника, которого уже тогда прочили в будущие диктаторы России. После беседы, которая заняла часа два утром и была продолжена ещё на полчаса после завтрака, мы расстались друг с другом, чтобы больше никогда не встретиться. Спустя несколько месяцев я узнал, что Колчак пробыл в Америке лишь короткое время; причины его столь кратковременного пребывания мне неизвестны, но полагаю, что властолюбивый характер чужестранного адмирала не содействовал успешности его работы во флоте Соединенных Штатов.