Владислав Ельников - Рубежи Новороссии

Да, сознаюсь честно: я хотел и хочу воевать, именно к войне я готовился, собираясь в Новороссию. Ехал исполнить свой долг, а не с целью убивать других.

Однако по распределению военкомата я попал в гаубично-артиллерийский дивизион, который из-за минских договорённостей безвылазно сидит в глубоком тылу и будет сидеть там ещё неопределённо долго, так как тяжёлые виды вооружений должны быть отведены от линии разграничения не менее чем на 30 километров. Наши же гаубицы системы Д-30 как раз и являются тяжёлыми артиллерийскими орудиями. Наши бойцы всё время ждут начала наступления и надеются на очередное обострение войны, но вряд ли тут можно чего-то дождаться. Таким образом, ускользает цель приезда в Новороссию — участие в боях. Для ее достижения я перехожу от «Минера» к «Мачете», перехожу из артиллерии в пехоту. Не менее важной причиной перехода явился совет одного очень уважаемого человека, делом доказавшего свою верность Отчизне в самые тяжелые дни войны за Новороссию. С такими нравственными обязательствами я и отправился в путь.

…Свобода от употребления алкоголя и табака позволяет сберечь средства, поэтому, чем терять понапрасну время и мучиться в поисках правильного пути по незнакомой местности, я вызываю такси. Машина приходит из Енакиево очень быстро и ждёт меня за воротами воинской части. Гружу в багажник свой огромный рюкзак «Сплав» со множеством сумок, невольно ругая себя за излишний груз. Впрочем, такой ли он излишний? Да, таскать всё это барахло трудно и хлопотно, но из взятого с собой пригодилось почти всё, так что вряд ли стоит сожалеть о тяжести груза.

Сажусь рядом с водителем, и вот такси уже мчит меня к новому месту службы по шоссе от Енакиево к Дебальцево. Вокруг раскинулись бескрайние донские степи с выгоревшей на солнце, пожелтевшей к середине лета травой.

На нашем пути встречается небольшой городок Углегорск, сильно пострадавший от февральских боёв. В отличие от благополучного Енакиево, здесь сразу повеяло войной. Разрушения, кровь, гибель — об этом молча говорили чёрные глазницы разрушенных артиллерией жилых домов, торчащие из бетона кривые прутья арматуры, испещрённые бесчисленными щербинами от пуль и осколков закопчённые стены:

Вот она — война, вот они — её следы, всем своим видом грозно вещающие: смерть! Смерть! Смерть! Этого ли я хотел? К этому ли я стремился? За этим ли сюда ехал?

Выходит — да, за этим! Об отвратительных ужасах войны настоящими литературными талантами написано предостаточно, поэтому я не стану пытаться дополнять их творчество своими ничтожными силёнками. Гораздо важнее было спросить самого себя:

— Ну и как? Каково впечатление?

Удивительно, но ни малейшего подобия опасения от грядущих смертельных опасностей я не почувствовал. Так уж, наверное, устроена наша душа: пока она на собственном опыте не убедится, как больно ранят пули и осколки, все эти явные свидетельства смертельной опасности будут ей нипочём. Видимо, поэтому я спокойно продолжаю путь дальше, испытывая вместо страха даже какое-то захватывающее, чуть ли не радостное чувство приближения к чему-то необыкновенному.

Вот и Дебальцево, блок-пост у перекрёстка дорог с условным наименованием Крест. Здесь война погуляла ещё круче, чем в Углегорске. Один только разгромленный пост ГАИ говорит о ещё более жарких боях, отгремевших здесь зимой, в феврале 2015 года, когда доселе никому неизвестный маленький городок Дебальцево прославился на весь мир. Жуткую картину дополняют фонарные столбы с оборванными проводами, воронки от разорвавшихся снарядов, жалкие остатки придорожных кафе.

Впрочем, эта картина должна была быть жуткой, мне же она доставляла что-то вроде радости: наконец-то я приближаюсь к тому, зачем ехал сюда издалека, более чем за тысячу километров от своего дома, оставив там любимую жену, детей, внучку, друзей и знакомых, привычную безопасную деятельность и весь комфорт столичной жизни.

Вот, наконец-то, и та воинская часть которую мне посоветовали. В отличие от предыдущей части «Минёра», эта часть «Мачете» стоит на передовой, в зоне боевых действий. Здесь всё гораздо суровее, здесь нет той обустроенности что была у «Минёра». У «Мачете» всё напоминает о боях, о полевых условиях, о настоящей, а не воображаемой, идущей где-то там, войне. Блок-пост сложенный из тёмно-зелёных снарядных ящиков заполненных песком и камнями, воронки от разорвавшихся на дороге снарядов,

и вновь бесчисленные щербины, щербины, щербины от осколков и пуль. Щербины на стенах небольшого административного здания, занимаемого теперь под казарму,

щербины на воротах,

на дверях, на крыше, на чудом устоявшем рекламном щите-указателе и даже на маленькой табличке, бывшей здесь не так давно автобусной остановки. Выбитые стёкла окон, заделанных кое-как щитами, и многочисленные окопы вокруг дополняли картину. Позже, когда я встану в здесь в караулы, мне будут видны многочисленные раны на стволах берёз, клёнов и пирамидальных тополей. Деревьям с лихвой досталось этого «угощения» войны, так что некоторые толстые ветви их оказались почти полностью перебитыми и потому засохшими.

Война — это смерть! — говорила мне каждая щербина, каждое пулевое отверстие, каждый расщеп дерева. Очень символично было и расположенное через дорогу от казармы городское кладбище.

Смерть, смерть, смерть… нет, что ни говори, но у «Мачете» всё очень серьёзно. Наконец-то я почувствовал, что шутки и отвлечённые представления кончились, а вместо них началась передовая линия обороны.

Встретили меня хорошо и быстро, не заставив ждать и топтаться в неизвестности. Отвели место в казарме на нарах — что поделаешь, здесь нет отдельных коек. Вещи пришлось заталкивать под нары, верхнюю одежду складывать под голову и приспосабливаться к прочим условиям стеснённого быта. На всём обустройстве этой новой для меня части лежала печать временности, во всём чувствовалось необходимость сделать, наладить как можно скорее лишь самое необходимое с расчётом на то, что всё это возможно придётся скоро покинуть. Да, здесь не глубокий енакиевский тыл, здесь дыхание войны ощущается на всём и во всём.

Штаб части располагался в соседнем, так же небольшом здании. Скромные и аккуратные кабинеты, наличие всего необходимого без всяких излишеств, одним словом, — деловая обстановка живого, стоящего на передовом рубеже, войска. На меня быстро оформили все необходимые бумаги, немного сложнее получилось лишь с объяснением, как и почему я пришёл в часть Мачете. Я не стал ничего скрывать и искажать, а рассказал всё как было на самом деле. Да и что тут скрывать, если грехов за мной нет, а намерения у меня самые прямые: воевать. Воевать наравне со всеми, воевать, насколько хватит здоровья и сил, а говоря несколько иначе — впрягаться и тянуть лямку наравне с остальными бойцами, честно исполняя ратный труд, доверенный мне народом Новороссии.