Илья Мазурук - Над Арктикой и Антарктикой

— Да, без балка геологам пришлись бы туго, — резюмировал радист.

— Без балка и без нас, — поддержал его бортмеханик.

— А я представляю, — включился неожиданно штурман, — как они вокруг острова крутились. Известно ведь точно: по берегу дойдёшь до Усть — Таймыры. И вот они идут, идут, а берег все не кончается… Страшно…

— Штурман! Почему курс больше заданного? Молчание.

— Володя, — обращаюсь к бортмеханику, — толкни штурмана! Уснул он, что ли?

Валентин действительно дремал, подперев щеку рукой. Да и сам я, судя по всему, «отключился» на минуту–другую. Всех тянуло ко сну. Шесть плюс шесть — тринадцатый час полета за сегодняшние сутки, да ещё три часа на земле. Устали.

— Командир! Я подвернул но речке — вышли, по–моему, на Марху…

Это уже второй пилот поясняет — Евгений Иванович Яковлев, он за штурвалом. На его счету около двухсот боевых вылетов на пикирующем бомбардировщике. Пе–2, в годы войны удостоен звания Героя Советского Союза. А ныне полковник в отставке, недавно пришел в полярную авиацию.

Сомнения Евгения Ивановича мне понятны: весь полет проходил под сплошной облачностью, на высоте шестьсот метров. Видимость не превышала пяти километров, а в снежных зарядах уменьшалась до двух–трех сотен метров. Ориентироваться было трудно — под нами необозримая тайга. Множество прихотливо извивающихся речек только затрудняли ориентировку

Тем временем штурман уже стоил с картой в руках и пальцем показывал мне предполагаемое место.

— По времени полчаса лишнего получается–за счет встречного ветра, думаю. Но проверить путевую скорость фактически не было возможности. А курс по реке сходится. Думаю, что Марха…

Короток день в феврале, особенно здесь, у полярного круга. Летим в сумерках, за каждым поворотом реки надеемся увидеть костры, но их нет и нет.

Геологов мы слышим, бортрадист принял радиограмму. Штурман читает: «Полоса обозначена ёлочками, горят входные костры. Ждём с нетерпением, учтите — доедаем последнюю собачью упряжку. Имеется больной, требующий эвакуации».

Ну, про собачью упряжку — это так, для красного словца. А эвакуировать больного действительно необходимо. Где же костры?

— Слышимость ухудшается, — докладывает бортрадист, — значит…

— Можешь не продолжать, значит — уходим от них.

Радиокомпас и рад бы послужить, но на коротких волнах он не работник. А средневолнового передатчика у геологов нет, да и горючего для движка, как они говорят, осталось ноль.

— Вероятно, мы все–таки вышли не севернее их, а южнее, — подтверждает мои мысли штурман. Мы с ним рассматриваем карту.

И тут же голос второго:

— Командир, река уходит круто вправо и назад! Марха должна уходить под девяносто градусов влево, а эта река ведёт себя как–то непонятно, «не туда» уходит.

— Да, командир, это не Марха, — теперь уже уверенно говорит штурман. — Проскочили южнее. Похоже, Вилюй…

Времени на то, чтобы искать Марху, уже нет. Ни времени, ни горючего.

— Что предлагаешь?

— Только в Хатангу, пока не поздно. А то и нас нужно будет искать!

Как ни прискорбно, трезвый расчет говорит, что нужно возвращаться не солоно хлебавши. Сверхурочное летное время пропало даром. Впрочем, нет, даром ничего не пропадает. Сегодняшний день показал, что его самого опытного пеленгаторщика, который, хотя и с опозданием, прибыл в Хатангу. До вылета, чтобы успеть на Марху к рассвету, оставалось меньше двух часов, поэтому ужин был недолгим.

Несмотря на усталость (без малого — двадцать часов в воздухе!), я не смог сразу уснуть. Голова продолжала работать — как лучше построить маршрут полета? Через озеро Ессей и с уклонением к Вилюю мы покрыли две тысячи шестьсот километров. Если идешь напрямую — ведь теперь есть пеленгатор, будет две тысячи пятьдесят Тогда можно обойтись без дозаправки, топлива должно хватить. Возьмём с собой ещё одну бочку — это литров триста — на всякий случай. Не понадобится — оставим геологам Главное, чтобы пеленгатор работал… пеленгатор…

Разбудил нас басовитый голос Турусова.

— Кончай ночевать, спасатели! Хорошего понемножку. Завтрак готов, жду вас в столовой.

Бортмеханик Володя Белявский со своим помощником, вторым бортмехаником Лешей Фалалеевым, уже ушли на аэродром. Такова на Севере судьба бортмехаников: за час или два до вылета, в зависимости от мороза, начинать греть моторы. После завтрака я коротко доложил свои соображения.

— …Пойдем напрямую, без дозаправки, не заходя на Ессей. Это короче, да и возможные уклонения, должно уменьшить…

— Да! А где же пеленгаторщик? — вставил штурман. — Вы обещали его пригласить, Иван Семенович! Турусов нетерпеливо развернулся влево, вправо:

— Где ты спряталась? Сидишь и молчишь! Позади начальника аэропорта тихо и незаметно сидела на стульчике молодая девушка с восточным разрезом глаз. Мы считали, что она одна из помощниц Ивана Семеновича по столовой.

— Молчу? Молчу потому, что никто не спрашивает! — с какой–то обидой и задором неожиданно проговорила она.

— Давай, давай, садись к столу. Чтобы видели, какие у нас кадры, — сердито пробасил Турусов.

Мы предполагали увидеть опытного, убеленного сединой полярного «радиоволка», а тут… «Да ещё и с гонором девушка», — мелькнула в голове мысль.

— Активистка, комсомолка, ударник труда, — представил начальник аэропорта.

— Ладно расхваливать, Иван Семенович, — как–то смиренно проговорил «радиоволк». — Зачем мне к столу садиться, я и здесь слушаю.

— Так вот, — продолжал я, — раз нас внимательно слушают, то ты, Валентин, и ты, Николай, договоритесь с… Прошу прощения, как вас величать по имении?

— Нелли Адриановна, — с достоинством представилась девушка.

— Так вот, договоритесь с Нелли Адриановной, когда, в какое время будете выходил» на связь — через полчаса или минут через пятнадцать чтобы зря не заставлять следить за нами беспрерывно.

— Вы делайте свое дело, за меня не беспокоитесь, — вставила девушка — Договариваться нечего вызывайте в любое время, я буду следить постоянно

— Вот это ответ! По–комсомольски! — пошутил я. — Тогда все ясно? Вопросов нет? Как говорится, цепи ясны, задачи поставлены — за работу, товарищи!

По дороге в метеобюро у меня в голове все время вертелся ответ Нелли Адриановны. «Вы делайте свое дело, за меня не беспокоитесь». Это звучало как упрек за вчерашний полет Оправдания, конечно, можно найти, и погода плохая, и местность безориентирная, и магнитное склонение непостоянное… А важно–то одно: промахнулись мы вчера. Зря слетали, не выполнили задания.

На этот раз погода нас баловала. Ясно, небо усыпано яркими звездами. Летим на высоте тысяча мет ров, моторы работают ровно.