Илья Мазурук - Над Арктикой и Антарктикой

— Тогда, в 1950 году, мы поздней осенью завозили на СП–2 дополнительное оборудование и продукты на зиму. Летали тремя самолетами — Титлов, Борис Семенович Осипов и Василий Никифорович Задков. Руководил всей операцией Михаил Васильевич Водопьянов… Полоса на станции была узкая, неудобная, а ночью под 7 ноября, когда мы с Осиповым разгружались, льдину неожиданно разломало. От аэродрома осталась половина — надо немедленно уходить. Представьте себе обстановку: полярная ночь, подвижка льда жуткая, воет ветер, плещется вода, торосы громоздятся стеной, прямо на глазах «пожирают» остатки полосы. Миша Комаров — он комендантом аэродрома был — машет отчаянно стартовым флажком, показывает направление немедленного взлёта. Взлетать необходимо, иначе машины потеряем, вода уже к колесам подступает. А полоса в лучах фар прямо игрушечной кажется… Первым взлетел Титлов, вполне благополучно… Вторым пошел Осипов на взлёт. Ветер, к несчастью, попутный, это ещё дело осложняет. Прямо перед торосами летчики все–таки оторвали машину. Но скорости нет. Перепрыгнули чудом через первую гряду, закачалась машина и левым крылом по торосам чиркнула. Треск, грохот… Машина вдребезги, а жертв, к счастью, не было. Меня через разлом в фюзеляже выбросило в глубокий снег. Остальные тоже отделались ушибами, только Водопьянов голову рассек. Потом, когда подвижка закончилась, остатки полосы расчистили немножко, Титлов возвратился и всех раненых вывез. Ну а самолет — сами видели…

— Если б не самолет, открытия бы не было, — пошутил кто–то.

— Это верно, только лучше бы и открытие, и самолет…

30 апреля, закончив все запланированные работы, мы подлетали к СП–4. Завтра Первое мая!

— Братцы, — восторженно объявил бортрадист, — на СП–3 уже празднуют! Бурханов на митинге выступает!

Я посмотрел на радиста недоверчиво:

— Чего–то они там перепутали, ведь сегодня тридцатое.

— Ничего они не перепутали, все правильно, — засмеялся Аккуратов. — Это все шутки сто восьмидесятого меридиана — по нему проходит демаркационная линия, линия смены дат. Мы в западном полушарии, у нас 30 апреля. А СП–3 уже пересекла сто восьмидесятый меридиан, у них уже завтра наступило. Так что все правильно. Думаю, начальство и нас успеет завтра поздравить с праздником…

Назавтра нас разбудил дежурный: «Такси подано!» Действительно, уже стоял вертолёт, который должен был нас доставить с аэродрома в лагерь. Выйдя из вертолёта, мы очутились прямо перед трибуной, оборудованной на высоком торосе. На «площади» уже собралось все население «города», свободное от вахт. Все как на Большой земле — флаги, музыка.

— Почему не начинаем? — послышался нетерпеливый голос.

— Как почему? С минуты на минуту прилетел флагманский самолет!

И точно, не прошло ч пяти минут, как послышался шум моторов. Покачивая крыльями, над нами прошел серебристый Ил–12.

— Первомай с воздушным парадом, — прокомментировал кто–то.

Мазурук выполнил небольшую «горку» и с разворотом в сторону аэродрома пошел на посадку. Ещё через пять минут на импровизированную трибуну уже поднимались руководители экспедиции. Митинг открыл Василий Федотович Бурханов, потом с короткими речами выступили Толстиков, Дралкин, Мазурук и академик Дмитрий Иванович Щербаков, который тоже прилетел на флагманском самолете. Демонстрация ввиду недостаточности населения была ещё более короткой. Участники праздника «стройными колоннами» прошли мимо трибуны к кают–компании — большой палатке, поставленной специально для праздничного банкета.

После обеда Илья Павлович пригласил всех летчиков на чашку кофе к себе в самолет. Наши работы фактически уже завершились» Говорили о том, что сделано, что предстоит. Необычный этот Первомай всем, наверное, запомнился, а мне в особенности. Первый мой праздник на дрейфующих льдах. Даже немножко жалко было, что экспедиция уже заканчивается.

В Москве мне удалось отдохнуть всего несколько дней. Неожиданно меня вызвал Алексей Николаевич Старов — заместитель командира Московской авиагруппы полярной авиации.

— Лебедев, мы поручаем вам доставить ледоисследователя Ивана Григорьевича Петрова на найденный вами аэродром СП–2. Надо его обследовать как следует. Арктический институт решил послать Петрова как бывшего участника дрейфа этой станции. Командиром идете вы, вторым пилотом будет Свинцов.

— А Виталий Иванович?

— Масленников пусть отдыхает, у него впереди ледовая разведка на все лето.

— Ясно.

— Остальной состав экипажа прежний, который был с вами в экспедиции. Только вместо Крючкова пойдет вторым бортмехаником Олег Сычев.

— Понял.

— Завтра день на подготовку, вылет послезавтра. В Ленинграде возьмёте Петрова, может, и ещё кого пошлют. Далее лететь рекомендую по трассе до Тикси, а там через остров Котельный на СП–4. «Переобуетесь» на лыжи, отдохнете и работайте по своему плану… Желаю успеха!

Вылетели мы из Москвы во второй половине дня. В Ленинграде переночевали, приняли на борт Петрова и к исходу третьих суток добрались до СП–4.

Здесь сменили колеса на лыжи. На борт подсели А. Г. Дралкин и кинооператор Н. С. Соловьев. Мы были готовы к вылету, но погода для начала напугала нас густым туманом, продержавшимся около шести часов. Наступало уже лето с активным таянием снежного покрова и частыми туманами, медлить было нельзя. Прогноз синоптиков на ближайшие сутки хороший — мы взлетели. Курс на восток, высота — пятьдесят метров. Сквозь тонкую верхнюю облачность просвечивает яркое солнце. Видимость более десяти километров — то, что надо.

Самолет ведёт автопилот. Свинцов точно следит за курсом, изредка подворачивая рукоятку управления автопилотом. Я взял полевой бинокль штурмана, рассматриваю однообразный белый пейзаж, хотя до расчетной точки ещё полчаса, не меньше. Прошло уже более полумесяца, как мы обнаружили бывший аэродром СП–2, и льдина за это время не стояла на якоре, ожидая, когда мы прилетим. Координаты наверняка изменились, да и радиопривода нам никто не даст. Остается надеяться на искусство Бориса Ивановича Иванова, одного из лучших штурманов полярной авиации.

Лед под нами сплоченный, десятибалльный. В каждом приближающемся темном пятне я хочу «углядеть» лежащий самолет, но каждый раз это только трещины во льду, просвечивающие темнотой воды. Видимо, уже подступает расчетное время — штурман молча, но властно отбирает у меня бинокль. Всем экипажем смотрим во все глаза, хотя и понимаем, что штурману «суждено» увидеть первым — что ни говори, а у него бинокль. Наши светофильтровые очки предохраняют глаза от «снежной слепоты»; но, увы, не приближают объект наблюдения