Эдуард Валентинович - Понаехали. Понаоставались. 1960 год

Я рассказал «ребятам» про случай в автобусе. На эту историю никто не удивился, а один мужчина, участник Великой отечественной войны, сказал мне, как он борется с карманниками. Он носит с собой шило. Однажды при такой же ситуации он воткнул шило в засунутую в карман руку. Крик был на весь автобус. Вора поймали ехавшие в автобусе заводские рабочие и показали ему рабочую «куськину мать».

Моя устремленность к учебе «толкала меня» по разным участкам и цехам завода. Я узнал, на каких станках и как наматывают электрические обмотки для катушек реле, которые мы называли «релюшками».

Наш цех был оснащен довоенными намоточными станками. Мое рабочее место – «верстак», находился у первой правой колонны большого заводского помещения. У окна, прямо за моей спиной, находились термошкафы, где мы «сушили» клеевые соединения. И где меня однажды «шарахнуло» 380 вольтами! В термошкафу какой-то диверсант вытащила кнопку «пуск». А может она и сама «выскочила». А я «на автомате» – изделия под лампы, а пальцем на кнопку… А кнопки-то и нет….Сильнейший удар, меня отбросило на большое расстояние. Очухался метрах в десяти от этого шкафа.

Я научился собирать трансформаторы и дроссели. Собирая прецизионные малогабаритные редукторы, освоил многие слесарные работы. Ох, как этот опыт пригодился мне и в домашних делах.

На заводе я совершил свой первый прыжок с парашютом. В нашей бригаде работал контролером мастер парашютного спорта. Он организовал из цеховых ребят и девчат группу, которую подготовил для парашютного прыжка. И однажды летом, мы совершили свой первый «выход» в открытое небо!

Прошло полтора года, был январь или февраль месяц. Приближалась пора для поступления в институт. И вдруг еще одно постановление Партии и Правительства. Предприятия могут хороших работников направлять на учебу в вузы как в командировку на 5 лет. Для меня это была практически стопроцентная гарантия, так как для поступления в институт достаточно все вступительные экзамены сдать на положительные оценки. И тут я узнаю список вузов, куда могут направить на учебу от нашего завода. Среди институтов я увидел Московский Авиационный технологический институт (МАТИ). Подал заявление. Оказалось, что на такой способ получить образование, был огромный конкурс. Я немного «затосковал», т. к. в начале моей карьеры сборщика я допустил серьезный брак, который обнаружили на заводских испытаниях прибора. Но к моей радости это не повлияло на мою судьбу. Меня пригласили в дирекцию завода и объявили, что мою кандидатуру директор утвердил для поступления в МАТИ. Победную точку в конкурсе сыграл мой аттестат зрелости! Я был счастлив, как говорили в детстве «до неба» – я поеду учиться в МОСКВУ!!! Итак, часть поставленной цели была выполнена. Я счастлив. Но, все-таки, надо еще сдать на положительные оценки экзамены в московском (!) институте.

Все оказалось удачно. Я съездил в Москву, сдал экзамены без каких-то особых приключений.

Вернувшись домой после сдачи экзаменов, я пошел на завод прощаться с бригадой и подавать документы на увольнение. Бригада встретила меня радостью и грустью. Женщины «всплакнули», вероятно, от счастья за меня. Обнявшись поочередно с мужской и женской половиной бригады, я пошел в отдел кадров. В отделе кадров мне сказали, что пока я поездом возвращался из Москвы, на завод пришла телефонограмма, что я принят на 1-й курс Московского авиционного института на кафедру «Технология приборостроения».

И вот опять я уезжаю в Москву. На этот раз вместе со мной отбывают в Москву мои одноклассники: Сашка Костылев, так же по направлению с завода поступивший в «Бауманку», Рита Коновалова, после работы в Кировской больнице покорившая Московский медицинский институт. На вокзале меня провожали отец и бабушка. Пришли дворовые и заводские друзья-подруги. Сашу и Риту тоже пришло проводить довольно много народа. Пришла нас проводить и наша классная руководительница Дагмара Дмитриевна Россохина, преподаватель немецкого языка, я с благодарностью помню ее всю жизнь!

Картина проводов очень напоминала проводы солдат на фронт! Слезы родителей. Мы – студенты хотя и были счастливы, но тоже вытирали руками непроизвольно капающие слезы, шмыгали носами. Мы уезжали в Новую жизнь! Навсегда. Хотя в тот момент не думали, что уже не вернемся домой, что судьба навсегда разлучает нам с родным домом.

Ехали мы все в одном купе. Дорога до Москвы занимала часов 14. В дороге мы поедали напеченную родителями стряпню.

Моя бабушка собрала в дорогу целый спортивный чемоданчик любимых ватрушек с картошкой.

Приехав в Москву, мы, как заправские москвичи, без лишних расспросов, пошли в метро и распрощавшись друг с другом поехали каждый своей дорогой! В символичном значении этого слова.

Моя судьба начиналась в мужском общежитии на ул. Мархлевского, куда мне дали направление в деканате института. Общежитие на Мархлевке располагалось в старом двухэтажном особняке с кованой красивой лестницей и мансардой. Сюда меня определила доброжелательная комендантша. Мансардное помещение представляло собой две смежные комнаты с окнами во внутренний дворик. Общежитейский особняк примыкал к современному пятиэтажному зданию. В каждой комнате стояли кровати с тумбочками. Столом посередине комнаты. В нашей комнате было 5 «незаселенных» кроватей. Я был – первым.

Моя студенческая жизнь началась!

«Вот моя деревня, вот мой дом родной». Сейчас на месте нашей общаги располагается заведение для свадеб и банкетов.

Институт. Центральный вход в институт с угла Петровки и Страстного бульвара. Большой вестибюль, кафельный пол, слева на стене мраморная доска с перечнем матёвцев, погибших в годы Второй мировой войны. В дальнем конце вестибюля проходная со столиком вахтера, за ним прямо "черный ход" (всегда запертый) в лабораторию кафедры сварки, слева деревянная лестница на второй этаж. Под лестницей дверь во внутренний дворик, пройдя который по диагонали, можно попасть на кафедру сварки (2-ой этаж), в сварочную лабораторию (1-ый этаж), в механическую мастерскую сварочной лаборатории (подвал). Окна всех указанных помещений выходили во внутренний дворик.

Поднявшись из вестибюля на второй этаж главного учебного корпуса, попадаешь в коридор, по левой стороне которого – окна во двор, вдоль правой стороны – аудитории, но самая первая дверь ведет в тесненький студенческую столовую, всегда забитую галдящей голодной толпой.

Кроме пирожков "с таком", напоминающим замазку сомнительного происхождения, и напитков, вроде бледного "кофе с молоком", в середине дня, если потолкаться, можно было получить обед из трех блюд. В жидком супчике часто попадался таракан, наиболее везучим даже два. Нормальный студент безропотно откладывал утопленника на бортик тарелки и продолжал потреблять калории. Если кто-то и возмущался качеством еды, то это были лишь преподаватели, рискнувшие пообедать в родном альма-матерном буфете. Студентам права голоса никто не давал.