Константин Левыкин - Мой университет: Для всех – он наш, а для каждого – свой

Когда в сорок первом я уходил на войну, то был еще подростком. И весь мой подростковый гардероб, сохранившийся ко времени демобилизации, стал мне не впору. Новый гардероб справить мне было не под силу. Отец мой, глава нашего дома и кормилец семьи, в 1948 году вышел на пенсию. Старшие братья уже имели свои семьи и свои заботы. Передо мной сразу стал вопрос – на какие средства рассчитывать, чтобы иметь возможность учиться на дневном отделении. И дело было не только в гардеробе. У меня были сапоги – хромовые, офицерские. Были у меня шерстяные темно-синие брюки-бриджи и, тоже шерстяная, гимнастерка с кожаным офицерским ремнем. Военная одежда в то время еще не вышла из моды, ее еще долго донашивали и бывшие солдаты, и бывшие офицеры. Она доставалась в наследство еще и детям. Шинель я с себя снял сразу, она мне не понадобилась. Отец отдал мне свое почти новое кожаное пальто-реглан. В нем я и явился в университет. Из-за этого кто-то из девушек сразу придумал мне кличку – Полководец. Я не возражал, правда, удержалась она недолго. Стал я на курсе просто Костей Левыкиным, обычным парнем, но военную форму под кожаным пальто носил еще долго, до первого костюма, купленного на родительские деньги. Братья обещали мне посильную материальную поддержку, и на большом семейном совете решено было мне учиться на дневном отделении. Мой студенческий бюджет состоял из стипендии в 250 рублей в месяц. Родители обещали мне пропитание, а братья – периодические ассигнования на прочие расходы. Как мне потом удалось узнать, основная часть моих однокурсников была на одинаковом со мной уровне материального обеспечения, и я оказался в среде равных по социальному положению молодых людей. Были, конечно, на нашем курсе более благополучные в социальном и материальном положении студенты. Среди своих сокурсников-москвичей я познакомился с сыновьями и дочерьми крупных военачальников, государственных и партийных ответственных работников, известных писателей, художников. У Иры Москаленко отец был маршалом СССР, у Левы Новикова генералом, командующим танковой армией. Героем-командармом танкистом был и отец Эли Гетман, командующим округом ПВО – отец Зины Шафрановой, а мамой Рениты Шамшиной была Нина Васильевна Попова – секретарь ВЦСПС. На нашем курсе училась Валя Твардовская, известный в будущем специалист по истории общественного движения в России. Отец Дины Кузнецовой был ответственным работником парткомиссии ЦК ВКП(б). Эна Фарберова была дочерью известного ученого – военного юриста, а Рузана Картушова – падчерицей начальника погранвойск СССР генерала Стаханова. Отец Германа Галкина был начальником Главного управления милиции СССР. Дочерьми ответработников ЦК ВКП(б) были Нина Петухова и Лида Подугольникова. А у Нины Михайловой отец был директором завода «Калибр», Мира Ибрагимова была дочерью председателя Верховного Совета Башкирской АССР. Отец Клары Ефановой был известным инженером-металлургом. На нашем курсе училась дочь Пасионарии – Амайя Ибарури. А у Томаса Колесниченко папой был Анатолий Семенович, челюскинец, крупный корабельный инженер, контр-адмирал, заместитель министра морского флота СССР. Только через много лет знакомства с ним мне стало известно, что Томасу он был не отцом, а отчимом. У Игоря Гончарова отец был известным ученым-педагогом. Добавлю еще, что в 1950 году, в год моего перехода на дневное отделение, на пятом выпускном курсе нашего факультета училась Светлана Иосифовна Сталина. Память не сохранила у меня других имен высокопоставленных и уважаемых отцов моих однокурсников. Уверен, что я не исчерпал всего их списка. Но удостоверяю, что слово «элита» по отношению к ним у нас никогда не употреблялось.

С некоторыми высокопоставленными отцами мне случалось познакомиться, поскольку я бывал неоднократно приглашаем в их необычные квартиры. И теперь я вспоминаю, что у отцов-военачальников с высокими званиями, например, не было собственных дач, а слова «вилла» и «коттедж» у нас в обиходе не употреблялись. Все дочери и сыновья генералов, государственных и партийных работников, известных художников, писателей и прочих знатных людей на занятия в университет ездили на общественном транспорте, обедали в студенческой столовой, занимались в общедоступной «Историчке», и все очень любили и ценили общее студенческое братство. Они не злоупотребляли туалетами, косметикой и украшениями. В большинстве своем они ничем внешне не выделялись из общего коллектива курса. И если мы, рабоче-крестьянские парни, влюблялись в генеральских дочерей, то только за их красоту. Зато чада нынешних «новых русских» – нынешнего привилегированного сословия – предпочитают подкатывать на занятия в университет в собственных лимузинах. И уж никак они не проявляют себя в каком-нибудь добром общественном деле, никак в своем понимании коллективизма не могут подняться выше доступных им понятий: «тусовка», «дискотека»…

Сопоставляя теперь в памяти свои характеристики прошлых и нынешних поколений студентов истфака, я замечаю занятную деталь: заслуженные и уважаемые отцы наших однокурсников сами были детьми рабочих и крестьян. Многие генералы начинали войну капитанами и майорами. Отец Томаса Колесниченко Анатолий Семенович начинал свою карьеру с должности помощника механика-моториста на ледокольном пароходе «Челюскин». А народные художники СССР и писатели начинали свою дорогу в творчество из рабоче-крестьянских клубов самодеятельности, из районных газет. Не было у этих людей повода кичиться своим аристократическим происхождением. Не давали они такого повода и своим детям. Все они, и дочери, и сыновья, не забыли, с чего начинали их отцы и матери. Всем им в жизни досталось всякого – и радости в меру, и лиха без меры. Все они были опалены общей нашей бедой. Вот поэтому они всегда были с нами, рабоче-крестьянскими женихами, невестами и друзьями. Но странное дело! «Новые русские» ведь тоже не из княжеских родов возникли. За модными туалетами новоявленных российских финансовых воротил, приватизаторов и махинаторов совсем нетрудно угадать их недавнее прошлое по их бедному лексикону, по их манерам речи и жестикуляции. А вот деток своих пускать в обыкновенные школы они чураются. Устраивают их в лицеи, колледжи, частные пансионы. Оплачивают их поездки в «цивилизованные» страны, определяют на учебу в Оксфорд, Кембридж, Гарвард, Сорбонну. А для тех, кто все-таки избрал Московский университет, они приобрели авто-иномарки. Никогда в учебные часы не скапливалось около наших учебных корпусов столько иномарок, как в бурные и подлые времена «демократического» разграбления народного российского достояния.