Георг Фингер - 1976. Москва – назад дороги нет

Откровенно говоря, с того момента, как нас «зашили в пояс», мы жили в постоянном страхе. Боялись угодить в Сибирь. И вот пришло долгожданное письмо с приглашением от некоего Якова Забарского, который вызывал нас в Израиль на постоянное место жительства с целью воссоединения с семьей.

С этим письмом-приглашением мы с женой пошли в районный отдел КГБ и подали заявление на выезд. Нас спросили: «А кем он вам приходится?» Я сказал, что троюродным братом. Ну, смех и грех. Родная мать и брат живут в Москве, а воссоединения с семьей нужно искать в Израиле. Гебист, видимо, был очень удовлетворен тем, что нам придется объединяться с троюродным братом и больше вопросов о мифическом троюродном брате не задавал.

Только через много лет я узнал, что данные, которые давали люди о себе, попадали напрямую на «Лубянку» в самый высокий дом России, «из которого Сибирь видать» [7] Дом КГБ на Лубянке в Москве. .

Происходили какие-то взаимосвязанные операции между КГБ и Израилем, в результате чего из Израиля приходили письма с приглашением на выезд. После нашего посещения отдела КГБ ко мне на работу и на работу жены пришли по паре человек и известили начальство о нашем намерении покинуть СССР. Мы автоматически объявились «врагами народа».

Как только это случилось, со мной в школе перестали разговаривать, но сразу не вышибли – все-таки учитель. С женой получилось по другому. Мне позвонили с ее работы и сказали, чтобы я срочно приехал, с женой плохо, она в обмороке. Действительно, когда я приехал, то увидел, что моя прелестная, тишайшая, милая жена лежала на диване, и вокруг нее хлопотали сотрудницы. В комнате пахло нашатырем и валидолом. Я чуть не упал от страха. Оказывается, ее начальница-еврейка сказала, что она враг народа, и она готова ее задушить собственными руками.

Я кинулся к начальнику «Россельхозтехники», сказал ему тоже – еврею, а как бы он себя вел, если бы это случилось с его женой, при желании уехать в страну «обетованную». На что услышал: «Фердинанд Георгиевич, немедленно напишите на начальницу вашей жены жалобу в КГБ и пусть они гонят ее вон». В этот момент я подумал, что значит солидарность и любовь русских евреев друг к другу. Я наорал на начальницу, вызвал такси и уехал подальше от «Россельхознавоза». Где ты сейчас, «начальница»? Сегодня без всякой визы можешь лететь в Израиль, и как же тебе будет всегда стыдно за унижение, весьма не виртуальное, одной из лучших, тишайших женщин на свете.

Что касается изучения иврита, то я сказал, что Израиль скоро станет маленькой Россией, если такие, как мы, побегут туда, то мы как-нибудь объяснимся с местными аборигенами. Ведь даже министры там есть русские евреи. Так что напополам с матерком я и перебьюсь. Главное найти хорошую работу. У жены с этим делом пшик, инженер-экономист, языка нет. Что касается меня, то как преподаватель анатомии, физиологии и спорта, я смогу спокойно работать массажистом и буду иметь большой успех как физиотерапевт. Женщины любят скромных и молчаливых. С того момента, как жена прибежала на рынок, наступили суетливые деньки, наполненные беспокойством.

Надо было рассчитаться с любимым государством – оно бдило и своих изменников терзало основательно. Надо было заплатить за образование, за выход из гражданства, предъявить отремонтированную квартиру – чтоб они провалились. Ведь это что-то около 4000 рублей, а это больше чем годовая зарплата нас обоих. «Мы русские-советские, выкрутимся», – сказал я. Хотя сомнения терзали. «Ферд, да ничего не будет, продадим мебель, купим надувные матрасы, продадим почти выкупленное пианино сына, и вперед!». На это я дал полное согласие жене.

Мы написали объявления, развели клейстер, вышли на улицу и на первых попавшихся фонарных столбах, вокруг которых крутились дворняжки, с интересом их обнюхивая и поднимая задние ноги, мы наклеили объявления о продаже. И были счастливы. В первый раз в жизни мы не зависели от проклятого дефицита, мы не Покупали – Продавали. И наши труды принесли результат. Подействовало. Пошло как по маслу. В один прекрасный день в нашу дверь позвонили, и вместо покупателя в квартиру вошел генерал КГБ. С одной стороны, мы испугались, с другой взыграла гордость. Если уж ближе к Китаю, то лучше в сопровождении генерала, чем в сопровождении жалких вертухаев, глупых и злобных.

– Вы давали объявление о продаже мебели? – спросил генерал. Я утвердительно кивнул, предпочитая молчать на всякий случай. Дело в том, что мы с женой много работали, помогала мама жены, помогал рынок, и мы из-за принципа, что жизнь коротка, покупали только импортную хорошую мебель в кредит и потихонечку выплачивали. Ну, в общем договорились. Это был удивительный день. Генерал наклонился ко мне. Его гебешная фуражка чуть не слетела на пол. «Молодцы, что уезжаете. Нормальным людям в ненормальной стране делать нечего. Желаю счастья». Я просто онемел. Конечно, знал, что в 1976 году страна стала сгнивать, побежали толковые, часто предприимчивые люди. Но что до такой степени!!! Я в свою очередь наклонился к его уху и прошептал: «А вы на всякий случай учите иврит, пригодится». На этом заговорщики расстались, я думаю, друзьями.

Постепенно мы распродавали нашу мебель, нам в этом случае повезло, так как вещи были хорошими, модными. Долг государству мы заплатили, хотя нам казалось, что государство должно было заплатить нам за двадцатилетнюю безупречную работу. Ну, и хрен с ним. Получив квитанцию об оплате, мы отдали ее в ОВИР [8] ОВИР – аббревиатура от Отдел виз и регистрации (иностранцев) – организация, существовавшая в СССР. и получили визу. Каждому из нас на наши же деньги дали на троих по сто долларов на отъезд. Вот теперь мы почувствовали себя иностранцами. Попробуй-ка один из ста пятидесяти миллионов русских покажи «зеленые» из кулака, и ты бы оказался в местах не столь отдаленных.

Конечно, мы сразу же поехали в «Березку» – валютный магазин. Даже представить себе, что мы можем туда войти – было невозможно. Магазин всегда был напичкан соглядатаями из КГБ. Страх и ужас. Как был прав президент Америки Рейган. Он назвал советскую систему «империей зла».

Современный человек даже не может себе представить, что испытывали мы. Ведь близкие друзья, когда мы уезжали, не провожали нас. Я их понимаю. Любой, попавший под подозрение КГБ, потерял бы свою работу. Какие же мы с женой были счастливые. Плевать нам было на этот КГБ, мы были свободными. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой» – бессмертный Гете. Ну, вот эту свободу я получил при входе в это заведение. Я видел эти морды, стоящие у входа, я видел эти пустые глаза. Но они уже не имели никакой силы перед входящими в этот магазин. Мы стали свободными людьми, у которых дрожала душа и текли слезы от предстоящего прощания с любимой Родиной, близкими друзьями, не имеющими никакого отношения к грязной системе, с нашими дорогими соотечественниками.