Израиль Данилов - Воспоминания века

Я уже писал, что учился фактически безобразно, в пятом классе преподаватели видимо не выдержали и маме сказали, что, наверное, я мало делаю уроки, а много время трачу на поездки в отряд. На этом моя пионерская эра закончилась.

Все же если вернуться непосредственно к школьным предметам, мне и сейчас непонятно, почему же у меня была такая низкая успеваемость. Никаких настоящих знаний по орфографии, физике, химии и математике я в школе не приобрел, это точно. Прошло после окончания семилетки два года, начались занятия на двухгодичных курсах по подготовке в ВУЗ, удалось кончить только первый год, потом курсы закрылись, поступаю на вечерний рабфак МАИ на второй курс трехгодичного обучения, заканчиваю рабфак – и там и там прекрасные отметки, отличная успеваемость, на последнем дневном курсе повышенная стипендия, хорошо сдаю вступительные экзамены на мех. мат. МГУ летом 1934 года (мне уже 20 лет).

И, под конец, хочу с любовью и уважением вспомнить нашего классного руководителя с 5 по 7 класс – преподавателя русского языка и литературы Ивана Ивановича Зеленцева. Было ему в ту пору, наверное, лет пятьдесят, ходил всегда очень скромно, может быть даже бедно одетым, в черной толстовке, худой и невысокого роста, в пенсне, с седой бородкой клинышком и усами, с седой пышной шевелюрой на голове, таким венчиком, потому что на темечке была лысина. У него я занимался, полагаю, что хорошо. Например, когда мы проходили всякие подлежащие и сказуемые, глаголы, падежи, прилагательные и существительные, суффиксы и прочую премудрость – все это я и понимал и знал. (Правда, позднее забыл начисто). Мы часто уроки по русскому делали вместе с Витей Цейтлиным у него дома. Почему-то при этом, я припоминаю, что сидим мы с Витей в его комнате, нарочно берем томик Тургенева, а у Тургенева находим специально фразу не меньше, чем на полстраницы, и делаем разбор фразы по частям речи, или по частям предложения.

Но особенно хорошо и интересно проходили уроки литературы. И. И. давал глубокие знания, мы изучали творчество Пушкина и Гоголя, Чехова и Толстого, Шекспира, все и не упомню. Писали много сочинений на самые разнообразные темы. Например, проходя Бориса Годунова Пушкина, я выбрал себе темой сочинения «Английский театр эпохи Шекспира». Наверное, И. И. проводил какое-то сравнение трагедий Шекспира и трагедией Пушкина, как иначе объяснить появление такой темы.

К сожалению, у меня не было способности, прочитав и обдумав заданное произведение, написать самому сочинение на заданную тему. Но уже в 6—7 классах я прекрасно умел, пользуясь каталогами, находить в библиотеках русскую или иностранную критику произведения, это могла быть статья в журнале или целая книга о жизни и творчестве данного писателя, и с помощью такой литературы писал сочинения, не два-три листочка, а бывало и целую тетрадку.

Сейчас это кажется удивительным, но тогда моя основная библиотека находилась на нижнем этаже… теперешнего ресторана «Прага» и вход в нее был тот же, что и теперь в ресторан, прямо с Арбатской площади, точно напротив кинотеатра «Художественный».

Сам И. И. был прекрасным чтецом, иногда он часть урока занимал чтением особо важных для понимания сути дела отрывков из произведения, мы слушали с большим удовольствием, наверное, это делалось для того, чтобы заинтересовать нас, чтобы мы обязательно прочитали полностью нужное произведение.

В пятом классе заболел кто-то из учителей, и И. И. решил заполнить перерыв между уроками, он пришел с томиком Толстого и прочитал нам рассказ «Вурдалаки». Почему он выбрал именно этот рассказ, я не знаю, но было так интересно и так страшно, что мы два урока просидели, можно сказать, не шелохнувшись, до сих пор помню это.

Вспоминаю еще, что когда писал о театре Шекспира, я дома впервые взял с полки именно как английского писателя томик Диккенса. Это оказался роман «Замогильные записки Пикквикского клуба». Начал читать, и не мог оторваться. Такой блестящий юмор и так живо и интересно написано, два тома я быстро проглотил, и тут же начал читать «Жизнь и приключения Николоса Никльби», деля время между сочинением с обильными цитатами из некоей книги Миллера о театре времен Шекспира и его трагедиях и так полюбившемся мне Диккенсом. Потом я прочел, наверное, все основные романы этого писателя, его повести и рассказы, и любовь к нему сохранилась навсегда.

Когда мы в каком-то классе изучали фольклор, И. И. нам объяснил, что одним из непременных условий стихотворного построения баллады является первоначальное отрицание того, что последует дальше. Я вспоминаю об этом потому, что один из наших «литературных» мальчишек сочинил тогда такие стишки, нашедшие необыкновенную популярность в классе:

* Про себя в шутку мы звали так И. И. за его прическу и вздыбленные волосы, и переводилось как «Ваня-Дикобраз».

Еще один маленький, но незабываемый штришок, связанный с И. И. В седьмом классе, в первый день занятий после летних каникул, И. И, настоял, чтобы часть мальчишек сели за парту вместе с девочками. Кто отнесся к его просьбе спокойно, а кто стал протестовать. И. И. тогда сказал: «подождите и вспомните меня потом, когда вы сами будете с удовольствием сидеть за одной партой с девочкой».

В заключение скажу, что на упомянутых уже посещениях школы в дни встреч выпускников прошлых лет, мы, пришедшие на встречу, осматривали интересную экспозицию школьного музея. Музей размещался в одном из освобожденных для этой цели классе, были выставлены старые дипломы об окончании школы, снимки директоров и преподавателей, краткие биографии некоторых бывших учеников, ставших учеными, литераторами и т. п. И там был вывешен в рамке большая фотография Иван Ивановича Зеленцова.

И еще, хочу сказать, что в первый год войны, в августе или в сентябре 1941 года в Москве, в Колонном зале, проходил всесоюзный митинг интеллигенции, посвященный привлечению интеллигенции в помощь фронту. В «Правде» прочел, что с яркой речью на митинге выступил учитель московской школы И. И. Зеленцов, вот так!

Летом 1929 года, получив аттестат об окончании семилетнего курса обучения, со школой было покончено, оборвалась и школьная дружба.

Каким-то чудом, из немногого сохранившегося после бомбежки, уцелела единственная школьная фотография, снимок сделан на школьном дворе.

Однако, если обращаться в прошлое, то кроме непосредственно школы, было еще и многое другое, о чем хочется рассказать.

Итак, папа, как уже я писал, служит управляющим или финансовым директором в частной фирме двух владельцев Моисея Этингера и Дунияха.