Андрей Богданов - Суворов. Победитель Европы

Полковник понимал, что «ослабленный» пьянством мог быть или приведён в чувство увещеваниями, угрозами и побоями, или остаться пропащим для своей должности человеком. Тут от командиров требовалось терпение. До полковника и даже до капитана, по буквальному смыслу «Полкового учреждения», должны были доходить рапорты только о том, что нижестоящие чины сами не смогли исправить: ведь упоминание о плохом поведении в рапорте было позором и формой наказания. Старший сержант «исправлял» поведение командовавших капральствами унтер-офицеров, капралов и ефрейторов, «не допуская до ротного командира», но лично делая им выговор.

В наказаниях солдат Суворов приказывал учитывать мотив проступка и разбираться, следует ли вообще взыскивать на рядовом. Сломал солдат оружие так, что самому починить невозможно, и «если это учинено от небрежения, то капрал рядового неослабно наказывает». А сломанную фузею или тесак немедля заменяет у каптенармуса.

Учреждение сие служит к согласному знанию общей должности и каждого особо. Оно его затверждением ничью память (не) отяготит, а исполнением его пунктов ничью должность в излишнее попечение о её исправлении привести не может.

В обучении солдат о наказаниях вообще речи не шло и правильная работа полковой машины бития не требовала: наказания и взыскания всех форм свидетельствовали о том, что что-то идёт наперекосяк. Между тем в процветании одушевлённого тела, каким Суворову представлялся полк, был заинтересован каждый военный, желающий получать от своей почётной службы истинное наслаждение. Эту нравственную награду Александр Васильевич считал главным, что человек может найти в армии.

«Всякой служащей в полку в военном чине рассудить может: только благоустроенное согласие всех частей полка содержит его твёрдость непоколебимой, и неослабное наблюдение нужных военных правил как душа это матёрое тело просвещает» (выделено мной. – Авт. ). Начальник, по Суворову, должен был побуждать подчинённых к выполнению приказов и почтению к своему положению не принуждением, а личным авторитетом.

Плохое исполнение обязанностей командиром – беда, а сбой в подразделении – угроза целостности полка: «твёрдость полка разрушится, и будет оно как грубое тело без души. От чего в службе при таком полку в военном звании столь почтенном можно ли вкушать истинную сладость? Не надлежит мыслить, что слепая храбрость дает над неприятелем победу, но единственно смешанное с ней военное искусство. Чего ради не должно ли печься единожды в нём полученное знание не только содержать в незабвенной памяти, но к тому ежедневными опытами нечто присовокуплять?!»

Суздальский мушкетёрский полк под командой Суворова стал образцовым источником «истинной сладости». «Не можно, – восклицал полковник по поводу отличия, учинённого полку императрицей, – забыть высочайшую монаршую милость, которой сей полк недавно удостоен был! Отличность, какою не один полк по прошествии многих лет славится не может: всем прочим в образец! Но всегда о том вспоминая, содержать себя во всегдашней исправности, наблюдать свою должность в тонкость, жертвовать мнимым леностным успокоением истинному успокоению духа, состоящем в трудолюбивой охоте к военной службе, и заслужить тем себе бессмертную славу!»

Что представляло собой «матёрое тело» полка русской пехоты, которая вскоре победит всех врагов России, включая самые передовые войска революционной Франции? Западные современники и все историки были в растерянности перед феноменом русской армии. Как «варварская» страна, погрязшая в крепостничестве, неожиданно разгромила величайшего военного гения Фридриха Великого?! Непревзойдённого реформатора армии и создателя новейшей тактики, опирающегося на индустриальную и интеллектуальную мощь Западной Европы!!

С западной точки зрения русские «варвары» били пруссаков в Семилетней войне благодаря своей примитивности, выраженной в особых свойствах русского солдата. На них с большой злобой ссылался Фридрих II, не желавший признать, что его перехитрил и грамотно побил под Кунерсдорфом старик Салтыков: генерал в ландмилицком мундире, даже не профессионал! Разумеется, Пётр Семёнович действовал не голыми руками. Побили и продолжали бить пруссаков не толпы особо стойких «варваров», а стройные русские полки, над улучшением организации и повышением боевой мощи которых лучшие военные умы России задумались сразу по воцарении Екатерины Великой. Но признать этот факт Западная Европа не могла.

Хороший военный историк Фридрих Энгельс нашел удовлетворительное для Запада решение этой проблемы в построениях социологии. «Пока тактическая задача, – писал он, – решалась наступлением пехотных масс, действовавших сомкнутым строем, русский солдат был в своей стихии. Весь его жизненный опыт приучил его крепко держаться своих товарищей. В деревне – ещё полукоммунистическая община, в городе – кооперированный труд артели, повсюду – krugovaja poruka, то есть взаимная ответственность товарищей друг за друга; словом, сам общественный уклад наглядно показывает, с одной стороны, что обособленный, предоставленный своей собственной инициативе индивидуум обречён на полную беспомощность. Эта черта сохраняется у русского и в военном деле; объединённые в батальоны массы русских почти невозможно разорвать; чем серьёзнее опасность, тем плотнее смыкаются они в единое компактное целое». Словом, «население России поставляло превосходный солдатский материал для войн того времени, когда сомкнутые массы решали исход боя» [35] Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 22. С. 403, 16. .

Советские историки с воодушевлением приняли такое объяснение силы русской пехоты, позволяющее прославлять героизм простого солдата, обличая при этом «проклятый царизм». В силу идеологической «зашоренности» они обошли вниманием факт, что Энгельс характеризовал военную реформу Фридриха как «переход от глубокого построения к линейному», при котором «сомкнутые массы» лишь массово гибли в столкновении с хорошо обученной пехотой, растянутой по полям сражений в три шеренги (как и учил своих солдат Суворов). Бойцы, теряя строй, позволяющий им максимально использовать своё число и оружие и «плотнее смыкаясь… в единое компактное целое», неизбежно проигрывали. Это классика военной истории. Можно вспомнить янычар, которые с детства воспитывались в военном сообществе, буквально у одного котла. У них «взаимная ответственность товарищей друг за друга» была гораздо выше, чем у русских крестьян. Но янычары не смогли противостоять полкам Румянцева и Суворова.