Андрей Богданов - Суворов. Победитель Европы

Почему отец стал хлопотать о службе сына именно в 1742 г., понятно. Александру Суворову исполнилось 12 лет, время обязательной записи дворянских сыновей в службу, от которой по закону нельзя было уклониться (тогда как аристократы могли записывать своих детей в службу чуть ли не сразу после рождения). На жизнь полководца сильно повлияло сравнительно позднее поступление на действительную службу и ещё более позднее получение первого офицерского чина. Ведь с этого момента начинался отсчет «старшинства», бывшего обязательным условием при производстве в более высокий чин. Получая очередное звание, офицер в буквальном смысле занимал «очередь» за последним человеком, произведённым в этот чин до него, и не мог получить следующий чин раньше, чем его пожалуют всем «старшим» товарищам. Чем более высоким был следующий чин, тем это правило соблюдалось строже. Александр Суворов на несколько лет отстал от сверстников, не говоря уже о детях аристократов, записанных в службу с малолетства и получавших офицерские чины раньше других дворян.

Насколько Суворов отстал в порядке чинопроизводства, видно по тому, что фельдмаршал Румянцев-Задунайский, который обычно представляется нам человеком другого поколения, был старше его всего на 5 лет. Сама Екатерина Великая, в 1794 г. вне очереди произведя Суворова из генерал-аншефов в фельдмаршалы, остро сознавала, что нарушила строгий порядок. По воспоминаниям адмирала Чичагова, самодержица сочла необходимым лично извиниться перед «обойденными» генералами, попытавшись обратить дело в шутку: «Что делать, господа, звание фельдмаршала не всегда даётся, иной раз у вас его и насильно берут».

Суворов ещё более серьёзно отстал от сверстников, свыше 5 лет после записи в полк (вместо 2-х) находясь в отпуске (для изучения «указных» наук), который несколько раз продлевался по просьбе его отца [10] До 1 января 1746 г., затем 1747 и 1748 гг. См.: Геруа А. Суворов-солдат. С. 6–7, 10. . Видимо, все же Василий Иванович, оттягивая начало действительной службы Александра, опасался за здоровье сына. Но это время не было потеряно. Помимо обязательных (по требованиям офицерского совета Семёновского полка) предметов: математики, геометрии, картографии, инженерного дела, артиллерии и воинского обучения, – он блестяще изучил в доме отца древние (латынь и греческий) и новые языки, историю, литературу, философию, стратегию и тактику. Он научился наблюдать и осмыслять действительность, думать, сравнивать, делать точные и справедливые выводы.

Данные о круге чтения Александра Суворова показывают, что он интересовался разными течениями человеческой мысли, умея подходить к прочитанному критически. Священное Писание и труды отцов церкви соседствовали среди его книг с «Илиадой» Гомера и трактатами Аристотеля, военные уставы с сочинениями выдающихся полководцев, от «Записок» Юлия Цезаря до мемуаров полководцев Нового времени: Евгения Савойского, маршала Тюренна и Морица Саксонского. Суворова интересовали научные труды Ломоносова, Локка и Лейбница. Социально-политические суждения отца научного либерализма Монтескьё он, оставаясь истинным монархистом, сопоставлял с рассуждениями демократа Руссо. Изучение взглядов Вольтера и французских материалистов не поколебало православных убеждений Суворова. А легкомысленные современные пьесы и журналистика (всерьёз увлекавшие и Екатерину Великую), басни Лафонтена и популярные романы (включая новомодного, хотя и не вполне цензурного Фильдинга) развлекали Александра, не увлекая его на стезю порока.

Самообразованием Александр Васильевич упорно занимался всю жизнь, поражая собеседников глубиной знаний в самых различных областях. В этом весьма помогло изучение восьми языков, в особенности французского и немецкого, на которых он не только свободно говорил, но и писал, в том числе стихи. Полководец владел итальянским, польским и турецким языками, осваивая новые наречия с изумлявшей его окружение легкостью.

Помимо учебы дома, Суворов, «непрестанно совершенствуя себя науками», посещал в 1750–1751 гг. старшие классы кадетского корпуса и собрания «Общества любителей российской словесности». «Я всегда был бережлив и трудолюбив, с драгоценнейшим на земле сокровищем, с временем, – как на обширном поле деятельности, так и в жизни уединения, – которым всегда умел пользоваться».

Хотя храбрость, бодрость и мужество всюду и при всех случаях потребны, только тщетны они, если не будут истекать от искусства.

Действительная служба Суворова, продолжавшаяся более 50 лет, началась с 1 января 1748 г., когда «явившийся из отпуска 8-й роты капрал Суворов» получил должность в 3-й роте и прибыл в Санкт-Петербург. Он поселился в казармах, а с сентября (8 месяцев спустя) – в доме своего дяди, лейб-гвардии поручика Преображенского полка А. И. Суворова. Как раз в канун нового 1748 г. дядя был пожалован в капитан-поручики: в гвардии немалый чин, – сама императрица однажды избрала такой мундир для выхода на один из маскарадов. Впрочем, у всех чинов Семёновского полка мундиры были завидные: белые кюлоты и гетры, длинный ярко-красный камзол и надетый поверх него зелёный кафтан создавали яркую и праздничную композицию.

Сведения о жизни Александра Суворова в Семёновском полку скудны и смутны, ибо относятся к источникам весьма поздним. Интересен лишь их лейтмотив: что молодой капрал чистил оружие и нёс службу сам, не передоверяя никому воинских обязанностей. Это считалось необычным. В Семёновском полку более половины солдат были дворянского сословия. Дворяне держали при себе от двух (как у капрала Суворова) до 20 с лишним слуг мужского и женского пола. На них хозяева возлагали все работы, а в очередные караулы и на регулярные экзерциции (учения, проводившиеся, впрочем, лишь в хорошую погоду) нанимали вместо себя солдат из крестьян.

Существенной обязанностью дворян-семёновцев было участие в придворных праздниках и развлечениях, следовавших одно за другим. Устраиваемые с чрезвычайной роскошью, увеселения 29-летней красавицы-императрицы и её фаворитов считались делом государственным и для гвардии служебным. Пока одни гвардейцы красиво стояли на карауле в общественных местах, другие должны были заполнять весёлыми разодетыми толпами места развлечений императрицы и сопровождающих её дам.

Суворов, с дамами ещё в те времена неловкий, предпочитал общению с ними чистку мушкета. Он высоко ценил привилегию караульного молчать на посту, избавляющую от необходимости говорить комплименты шустрым девицам двора «прекрасной Елисавет» и оказывать внимание сонмам юных петербургских дам, ищущих модных приключений с молодыми военными.