Владимир Бушин - Я посетил сей мир. Дневники, воспоминания, переписка разных лет. Книга вторая

1 мая 70 г.

Праздника ради Катя проснулась сегодня в прекраснейшем расположении духа и все утро играла пояском Таниной ночной рубашки. Она любит такие несуразные игрушки – веревочки, бумажки, пустые катушки. К игрушкам же настоящим, магазинным совершенно равнодушна. Не есть ли это признак большой оригинальности натуры?

Мама боится, что она не будет знать свой имя, т. к. мы зовем ее по-разному: Катик, Катена, Кузема, из чего возник Кузя. Столяр Николай Иванович, что делает у нас в шкафу полку, так и подумал, что это мальчик Кузя.

17 июня

Какая страшная судьба! Какой рок!.. Два самых великих наших поэта в прошлом веке погибли на поединках. А два самых замечательных советских поэта покончили самоубийством. Да еще Цветаева… Да еще Дмитрий Кедрин…

26 июля 1970

(По соображениям несущественным для читателя, но удобным для автора хронологический порядок записей далее соблюдается не всегда.)

Время идет. Катюшка стала совсем большая и на ее счету уже много всяких преступных деяний. В мае, когда я ездил в Минск на Всесоюзный кинофестиваль, она заперла на задвижку родную маму в уборной. Потом сломала головку у моих часов. Обыкновенные детские игрушки, всякие там куколки и собачки она не любит. Ей больше по душе какие-то палочки, тряпочки, бумажки. Кроме того, очень любит всякие эксперименты. Например, с интересом смотрит, что будет, если мне в щи бросить ножницы.

Таня просит зафиксировать дату, когда она пошла – 13 мая. Но я считаю, что это произошло гораздо раньше, когда она уже умела ходить, но еще держалась за стены и стулья.

Сейчас мы живем в Опалихе. Сняли часть дачи: две комнаты, терраса, огромный чердак, где живу и работаю я – 240 руб. Катюша здесь выросла, загорела. Ее любимое занятие – рвать клубнику или вишню. Кое-что лепечет. Меня зовет «дядя». Сегодня впервые видел, как на просьбу Тани поцеловать, она ее поцеловала, а меня не захотела.

Недавно, возвращаясь с ней от Вячеслава Алексеевича и Зои, которые живут на этой же Московской улице в Опалихе, я опросил десять повстречавшихся нам людей: «Кто это – девочка или мальчик?» Только одна старушка усомнилась: «Неужели девочка?» Остальные без колебаний говорили: «Конечно, мальчик!»

4 сентября

Давно хочу разобраться с известным стишком «Прощай, немытая Россия», который втемяшивают нам с детства. Я уверен, что это не Лермонтов. В самом деле ведь какое диво: еврей Гейне прощается с Германией нежно: «Ade, mein schones Vaterland!». А русский Лермонтов с Россией – хамски: «немытая»? Но какой стон поднимут все лермонтоведы от Ираклия Андроникова до нашей соседки Эммы Герштейн! Ведь все их «ведение» на этом стишке стоит.

10 сентября 70. Опалиха

У Кати появилось новое слово – «ап!». Оно означает совершение действия, окончание его. Схватила что-то – ап! Бросила что-то – ап! Преодолела препятствие – ап!..

На задворках, на ничейной земле мы с ней собирали малину. Я срывал по две-три ягоды какие получше и клал на ладонь, и она брала их с ладони своими теплыми губенками, как какая-то прирученная зверушка.

Еще у нее есть слово «а!». Им она выражает восхищение, одобрение. Ужасно любит мыло – не мыться им, а играть, тискать. Из пищи особенно выделяет черную (зернистую) икру и помидоры.

13 октября 70. Опалиха

У Кати появилось много новых слов. «Ка-ка-ка» – это ку-кол-ка, «ава» – собака и др. Но главное слово у нее сейчас, которое она произносит чаще всех остальных – «кава». Кажется, оно возникло из слова «козявка». Она часто слышала его, когда мама чистила ей ватным жгутиком носишко. Конечно, она говорила о козявках как о чем-то неприятном. И вот теперь у Кати «кава» – это все неприятное, страшное, пугающее. Что-то мешает в ботинке – кава! Нашла рваные носки – кава! Что-то страшно гудит за стеной – кава! Она по-прежнему большая трусишка. Таня говорит, что ни за что не останется одна в комнате, но я не замечаю.

Вот пылесос она действительно боится по-прежнему. Недавно он стоял в моей комнате у стола, и я решил проверить – может, уже не боится? Катя стояла рядом, тут же у пылесоса валялась ее кукла. Я включил на секунду – вроде ничего, еще на секунду – опять ничего. Тогда я включил совсем. И она закричала, заплакала по-прежнему и бросилась от пылесоса бежать. Но при этом все-таки не забыла и не побоялась наклониться к пылесосу и схватить свою куклу и уже с куклой бросилась наутек. Это преодоление страха во имя дружбы, эта верность товарищу в маленьком сердечке очень тронули меня.

Она сейчас уже все понимает. Стоит нам в разговоре употребить слово «щетка», как она бежит к зеркалу и тащит платяную или обувную щетку. Вот Таня рассказывает мне, что она сегодня вдруг опять принялась ползать – и Катя тотчас ложится на пол. Все понимает и очень сердится, когда не понимают ее.

25 октября 1970. Опалиха

Позавчера у Кати вдруг началась рвота, а потом температура подскочила до 38,4. Стала тихой, вялой, закапризничала. Смотреть было жалко. Ночь спала плохо, часто просила пить. Она это желание выражает тем, что дует: фу-фу-фу… А утром стало гораздо лучше. Днем уже бегала, смеялась, лепетала свое «ай-яй-яй!». Теперь это ее главное слово. Было «а-а-а» – оно выражало всякое желание и восторг, радость. Потом стало «ап!». И вот «ай-яй-яй». Вначале оно было связано лишь с внезапной мокротой штанишек и означало сожаление по поводу этого печального обстоятельства. Потом стало знаком всякого сожаления вообще. А теперь, пожалуй, и не только сожаления, оно стало многозначным, зависит от ситуации, события и от Катиной интонации. Произносит она это очень забавно: качая из стороны в сторону головой, а то и всем туловищем, переступая с ноги на ногу: «Ай-яй-яй!..»

Как выразить отсутствие желания, отрицание она освоила давно: отрицательно трясет головой, говорит «Не, не!». И даже, не умея ответить утвердительно, но желая все-таки как-то ответить, она и там, где следовало сказать «да», говорила «нет». А на днях научилась говорить «да». Мы с ней гуляли часа два в сквере возле дома. Она ужасно ластилась ко мне, прижималась мордашкой, тыкалась в колени. Я спросил: «Любишь гулять с тятей?» И она вдруг ответила: «Да!». И теперь уже на многие вопросы отвечает так. «Любишь тятю?» – «Да!». «Пойдешь гулять?» – «Да!»

Октябрь 1970 г.

У Кати наступил рисовальный период. Она уже разрисовала всю дверцу холодильника. Какой умный ребенок – понимает, что с холодильника очень легко стереть. Вот бы кому за такую сообразительность – Нобелевскую премию!

2 ноября

Наткнулся в столе на письмо, присланное через «Литературку» еще в 52 году. От Пирожкова! Он жил, если жив, и сейчас живет в Мосальске, где формировалась наша рота. Пишет как давнему «дорогому другу», фронтовому товарищу, рассказывает о дочерях: одна в Ленинграде кончает иняз, другая живет замужем в Черняховске (Инстербурге), памятному для нас по 45 году в Восточной Пруссии. Ах, гад!.. Молится ли он на нашего ротного Требуха за то, что там в В. П. он его под трибунал не отдал? Это лучше не вспоминать. Под такими воспоминаниями о войне – «хаос шевелится». Но сын его, матрос, погиб на войне. Наверняка он не все знал о своем отце. И слава богу…