Владимир Бушин - Я посетил сей мир. Дневники, воспоминания, переписка разных лет. Книга вторая

Рассказ был издан отдельной книгой. С него началась большая известность Богомолова. Я же работал в «Молодой гвардии», когда Богомолов разыскал меня и подарил эту книжку с доброй дарственной надписью. Андрей Тарковский поставил по рассказу фильм «Иваново детство», тоже очень сильный.

Из статей в «Молодой гвардии», когда там работал, стоит упомянуть статью «Веник и голик». Такое заглавие родилось из одного тогдашнего выступления Н. Хрущева, где он сказал: «Хороший литературный критик даже для самого видного писателя может сделать очень многое: умная критическая статья – это как бы своего рода березовый веник. Париться с веничком дело не плохое, потому что открываются поры и тело начинает лучше дышать, жить становится легче». Что ж, золотые слова. А голик это уже обтрепанный веник без листьев, скорее уже дубинка. Вот я и написал в этой статье о двух видах критики.

Критика-голик процветала тогда в «Литгазете». Сергей Смирнов возглавлял ее недолго, но за это время и он сам, и его заместитель Михаил Кузнецов, и завотделом критики Кузнецов Феликс дали отменные образцы поисков разного рода супостатов – от писателей, будто бы защищавших и оправдывавших власовцев, в чем обвинялись Всеволод Кочетов, Анатолий Калинин и Сергей Воронин, до русских националистов в образе ленинградского критика Вадима Назаренко.

Вот с каким пылом Смирнов обличал Воронина за рассказ «В родных местах»: «Не только от своего имени, но именем миллионов солдат, именем матерей, вдов и сирот, чьи близкие не вернулись с войны: писатель выпустил этим рассказом пулю, направленную против одного из самых святых и непреложных принципов нашей партии, нашего народа, против стойкости в борьбе с врагом, против непримиримости ко всей подлости и прежде всего к высшему проявлению подлости – к измене Родине».

Рассказ действительно заслуживал критики, но чтобы уж так! А в нем и было-то всего семь страничек.

А в связи с обвинением в русском национализме журнала «Звезда» я писал в своей статье: «Литературная газета» высосала из пальца и с грохотом представила миру попытку о «чуть ли не проповеди русской национальной исключительности» белорусом В. Назаренко на страницах журнала, где главный редактор армянин Г. Холопов (Холопян), его заместитель украинец П. Жур, а член редколлегии по критике, несущий прямую ответственность за статью, еврей А. Дымшиц. Под пером умного журналиста редколлегия этого журнала могла бы быть представлена на страницах всесоюзной газеты как живой пример в литературном деле дружбы наших народов и национальностей». А ведь русским был Смирнов-то, только жена не русская, но какая бдительность и рвение против русского духа! Да не духа даже, а малейшего русского дуновения.

А его заместитель Михаил Кузнецов (куда он потом девался?) выступил со статьей, зловеще и грозно озаглавленной «Невежество? Нет, хуже!..» Он усмотрел в статье молодого критика К.Токарева групповщину, злостное намерение столкнуть лбами писателей, посеять раздор и вражду. Да как же, говорит, критику нравятся «Последние залпы» Юрия Бондарева и не нравится «Пядь земли» Григория Бакланова, он хвалит повесть Ивана Стаднюка «Человек не сдается», но у него какие-то претензии в роману Симонова «Живые и мертвые» – разве это не лоб в лоб, разве не посев распри! Я по этому поводу писал: «Что ж, в таком случае надо зачислить в групповщики, ну, хотя бы и Льва Толстого, который вообще отрицал Шекспира, предлагал исключить его из Союза писателей, и восхищался Чеховым. Так что, раскалывал мировую литературу? Сталкивал лбами двух классиков?»

А уж что писал ныне здравствующий Феликс Кузнецов в статье «По канонам мещанской литературы» о повести «Жители нового дома» молодого писателя Анатолия Туницкого, ныне покойного, это ни в сказке рассказать, ни пером описать…

«Дорогой, спасибо за поздравление.

Если сказать откровенно, я сомневаюсь, что Вы хотите меня видеть чаще, чем это удавалось до сих пор. Если ошибаюсь, значит, я счастливая.

Желаю Вам в Новом году творческих удач, радости во всем, а себе – покоя и нежной тишины рядом…

Всего самого доброго.

До встречи…

О Винокурове можно добавить, что он был влюбчив. И признавался в этом:

Помню одну его пассию – Ларису К., живую, компанейскую, добрую душу. Отец ее, украинец, был директором крупного совхоза на Украине. С матерью армянкой, видимо, разошедшейся с мужем, они жили на Ленинградском проспекте. Гостеприимный армянский дом. Мы с Женей частенько там бывали.

У Ларисы была двоюродная сестра Женя, по фамилии Чивиджиева. Вулканическая Лариса, озорничая с ее армянской фамилией, звала сестру Чутьживая. Она жила с матерью в старом доме в начале Настасьинского переулка, что идет от улицы Горького. И действительно была то ли анемичной, то ли слишком деликатной.

Напротив переулка в доме 19 по улице Горького, где когда-то жил Симонов, а сейчас живет Александр Проханов, тогда обитала подруга Чутьживой – Гера, дочь большого генерала Шишкина, начальника ЦАГИ. Это была статная красавица с родинкой на подбородке, которая ничуть не портила ее, а совсем наоборот. Гера заставляла учащенно биться и замирать мое студенческо-фронтовое сердце.

Нет, ничего подобного не было. Просто в некий час Гера вышла замуж за молодого сценариста Ч. Поселившись в прекрасной генеральской квартире, нельзя было не ощутить себя великим драматургом, и он принялся писать сценарии. Не знаю, что из этого вышло, но вскоре они разошлись. Гера осталась с девочкой. Однажды в День Победы я встретил их в парке Горького. Через несколько лет эта девочка, ставшая весьма беспроблемной девицей, вышла замуж за известного скульптора Льва Кербеля, автора памятника Марксу на Театральной площади и многих других величественных памятников.

В 2008 году в День Победы как раз на Театральной, у памятника Кербеля, одна милая женщина от переизбытка чувств в такой день, увидев на моей груди ордена, расцеловала меня прямо на глазах своего мужа. А через год подала по Интернету весть: «Владимир Сергеевич, имею желание в очередной раз поцеловать вас в День Победы на Театральной». Я ответил ей: