Эдуард Камоцкий - «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том II. СССР 1952–1988 гг.

Толя познакомил с женой, сводил на свой завод. Удивил он меня тем, что, он – выходец из нашей компании нестяжателей, бессребреников – похвалился купленными золотыми вещичками. Я еще был не от мира сего.

«Прекрасно отдохнув и развеявшись, я с нетерпением бросился в объятия трудовых будней» это не штамп, это мое ощущение.

Кроме текущей работы на испытательной станции, в лаборатории и на рабочем месте за чертежной доской и за построением графиков, кроме написания отчетов по проведенным испытаниям под аккомпанемент телефонных звонков, вызывающих меня на испытания, я сразу начал исследовательскую работу. В институте нас убедили, что все считается, а здесь все базировалось на опыте Оппермана. Я был уверен, что должен быть способ расчета высотных характеристик.

Приступив к работе в бригаде маслосистемы, я, естественно, стал искать литературу о шестеренчатых (шестеренных) насосах и о приводных центробежных воздухоотделителях. Проработал немецкие отчеты и запросил из ЦИАМа список литературы. По этому списку запросил из куйбышевских и московских библиотек литературу.

По шестеренным насосам были многочисленные работы по уточнению расчетов их производительности с привлечением данных об эвольвенте профиля зуба. Эти расчеты были абсолютно не нужны, т.к. все насосы имели перепускные редукционные клапаны. Эти уточнения разрабатывались исходя не из потребностей практики, а только для того, чтобы себя занять псевдонаучной работой. По проблеме кавитации была только одна фраза в книге Башта о том, что окружная скорость шестерни не должна превышать 5 м/сек. С такой скоростью стекает масло с шестеренки, независимо от её диаметра, а объем нагнетаемого масла определяется шириной шестерни (длиной зуба), ну и, разумеется, модулем. Пытаясь описать процесс заполнения впадины между зубьями шестерни традиционных насосов с входом масла против центробежных сил, я получал неинтегрируемые уравнения, и понял, почему Башта ограничился экспериментально полученной рекомендацией.

В наших немецких насосах жидкость во впадину между зубьями входила не по радиусу против центробежной силы, а с торца. Я начал исследовать. В моем распоряжении были неограниченные возможности для экспериментов в лаборатории. В конечном счете, я вывел формулу для расчета производительности этих насосов при неполном заполнении впадины в зависимости от давления на входе, т.е. от высоты полета. Я ликовал; до этого мы с Опперманом с интересом ожидали очередного испытания в лаборатории – какой будет высотная производительность? Он, конечно, предполагал, но подогревал мой интерес. И вот я нашел, нашел как это можно, хотя бы примерно, посчитать.

Кроме того, я показал, как протекают высотные характеристики при изменении скорости вращения шестерен для традиционных насосов с радиальным входом, немецких насосов с входом с торца шестерни и импеллерных – торцевых насосов с крыльчаткой, установленной прямо на шестеренках.

И самое главное, я показал, что для торцевых насосов есть однозначная зависимость между диаметром шестерни и максимально достижимой производительностью насоса. Меньше максимальной она может быть по многим причинам, но больше максимальной при любой ширине шестерни, при любом модуле и при любой скорости вращения производительность быть не может. По теории шестеренных насосов больше делать было нечего. Я написал отчет, и в отчете привел график максимальной производительности в зависимости от квадрата диаметра шестерни для уровня земли (взлет) и для полета на высоте 18 км.

Сперва Жуков откладывал подписание отчета: «Вот подожди, сдадим госиспытания», а после госиспытаний выронил фразу: «Ну откуда я знаю, правильно ты написал, или нет». Он даже, не веря мне, предложил доработать насос, превратив его из торцевого в радиальный, и снять еще раз характеристики до доработки и после доработки. Сделал. Все равно так и не подписал. Не знаю, чего он боялся (а зачем он в истории с клапаном сказал: «да делай то, что делал» Между прочим, эта ассоциация у меня возник только сейчас, а тогда я был доверчив безгранично) . Обойти Жукова и, тем самым, как бы, пожаловаться на него, я считал неудобным. Когда меня через несколько лет перевели на работу в другой отдел, я, чтобы сдать отчет в архив, принес его на подпись к первому заместителю Кузнецова. Он, подписывая, проговорил: «Ну, Жучок, так и не подписал». Не желая подводить Жукова, я не пошел подписывать отчет к Кузнецову. Жуков ко мне во всех отношениях относился хорошо и позволял делать любые эксперименты.

Я написал статью о насосах и отправил ее в ЦИАМ, но сопроводительное письмо подписал не у Кузнецова, а уж не помню у кого. Когда я поинтересовался ее судьбой, мне сообщили, что она потерялась где-то у начальника ЦИАМа. Я опубликовал статью в секретном журнале и тем самым запретил, или разрешил на нее не ссылаться. Я надеялся, что Главный увидит статью – он все журналы просматривал и ставил на них свою подпись, фиксируя просмотр, но на этом номере его подписи не было. Так он и не узнал о моей «эпохальной» работе (не сложной, инженерной, но совершенно новой, не уточняющей предыдущие знания, а закладывающей основу для уточнения, если кому-либо это захочется сделать от нечего делать). В ЦИАМе на какой-то конференции после моего доклада о насосах в перерыве меня спросили, защитился ли я, когда я сказал, что нет, ко мне потеряли интерес, а я считал, что мне диплом должны преподнести на «тарелочке с голубой каемочкой» – ведь я же работу сделал, работа – вот она. Своим докладом я оповестил о ней мир, но никто не побежал ко мне благодарить меня за это.

В этой истории я об одном жалею – жалею, что не показал расчеты и формулу Опперману. Во-первых, ему было бы приятно, что его насосы нашли теоретическое описание. Во-вторых, было бы приятно мне от него услышать похвалу, в которой я не сомневаюсь. И, в-третьих, он, может быть, поднял бы это на щит и тогда, может быть, не возникла бы сама дилемма – ставить ли Жукова в неудобное положение.

Почему же не показал я работу Опперману? Ну, как же, зачем же отдам я ее немцам – не Опперману, а тем каким-то абстрактным немцам, ну хотя бы Зиману. Паатриооот я был ух какой!!!

Исследовал я и приводные центробежные отделители. По моему проекту в лаборатории соорудили стенд для экспериментов с суфлерами. Стенд для испытаний центрифуг привезли с собой немцы. Результаты и этой работы я не показал Кузнецову, хотя он как-то выразил свою заинтересованность в том, чтобы проектировать их не вслепую. Отчет я подписал у зама, который проблемы не видел и подписал формально. Мало ли отчетов всяких пишут эти расчетчики.