Юрий Ильин - Путешествие назад во времени

Причём оказывается, что совсем не хочется вспоминать лица, о которых вообще больше всего речь идёт в мемуарах. Ну как можно вспоминать (или судить) кого-то, когда самого себя познать не удаётся. Смешно читать воспоминания о заметных людях со стороны их близких – жён (мужей), детей, родителей, друзей, сослуживцев и прочих, желающих высказаться. В Священном писании конкретно сказано: "Не судите, да не судимы будете" (Мф. 7:1). Видите, как определённо сказано. А почему? Потому, что человек непознаваем в принципе. Дико выглядят неистовые борцы Запада с военными преступниками Германии, которым сейчас уже под сто лет. У этих людей (у стариков) сейчас нет ничего общего с их нацистским прошлым. Если судить (юридически), то делать это надо было по горячим следам, поскольку затем… жизнь очень и очень меняет человека. Соответственно представляется более полезным и правильным оценивать не людей, а события, и то без большого напора, поскольку и о событиях нам бывает далеко не всё известно. Но события, раз состоявшиеся, не меняются, а люди меняются обязательно, особенно, если у них нет устойчивого морально-нравственного стержня, а это имеет место в большинстве случаев.

Что же касается людей при должностях, коих я видел достаточно, могу сразу сказать, что общее мнение у меня сложилось таково: чем выше по должности или по богатству человек, тем он, как правило, хуже. По крайней мере, меня эти типы никогда не вдохновляли. Я им вынужденно подчинялся, избегая при этом брать грех на душу, то есть не делать никогда то, что конкретно воспретил нам Господь в своих проповедях. Нужно стремиться к тому, чтобы твоя совесть пред Богом всегда была чиста, тогда и на душе будет легко и приятно.

Жизнь каждого человека состоит из своего рода отрезков, каждый из которых связан с определённым периодом жизни, в том числе и с возрастом.

Детство счастливо уже тем, что в силу возможностей или, скорее, невозможностей, спрос с ребёнка невелик. Это, однако, то время, когда закладывается характер человека, начинается его приготовление к взрослой жизни. Если родителям достаёт ума, то они будут относиться к ребёнку, не как к игрушке, которая им доставляет удовольствие, а как к маленькому, но взрослому существу. Почему и говорит народ: воспитывай ребёнка, когда он ещё поперёк лавки лежит. В общем-то в нормальном обществе всегда было так: ребёнка любили, потому и жалели его лишь в меру. В ходу в обществе всегда была строгость, направленная на то, чтобы уже с детства ребёнок правильно соотносил свои капризы и желания с интересами семьи и общества. С возрастом ребёнку всё равно придётся это делать, но ему тогда нужно будет ломать себя с болью, если он не подготовлен к этому с пелёнок.

Здесь уместно будет начать наше исповедальное слово, опираясь на опыт нашей семьи. Итак, ваш покорный слуга появился на свет божий солнечным ранним утром около 8 часов в славном русском городе Севастополе 28 марта 1933 года. Естественно, что момент и обстоятельства этого события я не могу вспомнить, как бы мне ни хотелось, но, как мне потом матушка спустя много лет сказала, родился я "в рубашке". Что это такое, я и сам толком долго не знал, да и мать тоже, видимо, этому не очень придавала значение. Лишь с появлением интернета я вычитал, что родиться в рубашке, значит появиться на свет в цельной околоплодной оболочке, которая обволакивает новорожденного как рубашка. В таких условиях малыш легко может задохнуться. Счастье для меня, как новорождённого, состояло уже в том, что я при родах так вот не умер. Потому, наверно, и возникло в народе поверье, что полученная таким путём жизнь означает не что иное, как счастливую жизнь в дальнейшем. В силу достижений медицины сегодня родиться в рубашке практически невозможно. И соответственно понятие это уходит из общественного оборота и остаётся в далёком прошлом. В общем своё первое препятствие я бессознательно, но успешно преодолел.

Однако… всё это, видимо, имело последствия: я оказался весьма слабым ребёнком. До четырёх лет я переболел всеми основными детскими болезнями, в том числе трижды в очень сложной форме преодолевал воспаление лёгких. На третий раз врачи и, конечно, мама думали, что мне приходит конец. Один врач даже сказал маме: "Иди, мать, заказывай гробик. Это надо сделать заранее, а то там у них очередь." Я, естественно, ничего этого знать не мог, плавно перетекая от одной болезни к другой. Но когда я отошёл от смерти в третьем воспалении лёгких, врач, другой, сказал иную фразу, более приятную: "Знаешь, мать, а ведь это чудо, что он выжил. Жить, значит, ему предстоит долго." Мама боялась об этом не то что говорить, дабы не сглазить, но и не заикалась, и она обмолвилась лишь тогда, когда ей самой предстоял переход в лучший мир, ближе к восьмидесяти годам.

Было это, однако, тогда, когда я сам уже верил и уповал на Бога, и был убеждён, что смысл не в том, чтобы долго жить, а в том, чтоб жить в согласии с Богом и с пользой для людей. А дни нашей жизни давно сосчитаны там, на небе, у Господа. Всё это я говорю о временах, когда я, как любой другой человек, мало что помню.

Помогают выцветшие фото, по которым я как бы знакомлюсь со своей личностью. А фото – двух видов: вот я малышок-херувимчик, специально одетый для съёмки вместе с родителями, а вот – мальчишка, голодранный и босой, во дворе в компании своих сверстников. Реальность представлял второй вид: все мы были тогда босоногие голодранцы, поскольку жили в далёкие предвоенные годы скромно, но нам, пацанам, нравилось с весны и до осени гонять по улицам и по двору босиком. А жили мы тогда в Одессе, на улице Пушкина 6, на её пересечении с улицей Дерибасовской, недалеко от Приморского парка. Тогда не считалось зазорным малышам бегать босым по улицам, не считаясь со временем и климатом. Я сейчас, вспоминая то время, удивляюсь. Вот я, скажем, в четыре года еле выжил, а в пять гонял по улицам раздетым и босиком. И мои сверстники также. И не было это небрежением со стороны родителей. Это было вековое продолжение традиционной жизни простых русских людей.

В 30-е годы в связи с индустриализацией страны в города хлынул большой поток людей из деревни, и это в значительной мере определило жизнь городского населения. Ведь в деревнях русских и одевались очень даже просто, а ноги взрослых людей пребывали в основном в лаптях, а дети, им на радость, обходились в тёплый сезон без обуви. Семьи были, как правило, многодетные, детей любили, но над ними не тряслись. Действовал принцип: "Бог дал – Бог взял." А мама моя родилась и росла в казачьей терской станице Слепцовской (Орджоникидзевской) и естественно впитала в себя обычаи и традиции казачьего быта. В период, о котором мы ведём речь, она не работала, ей из-за моих болячек было не до этого. Представляю, сколь много мук она тогда со мной приняла.