Эдуард Камоцкий - «Совок». Жизнь в преддверии коммунизма. Том III. СССР после 1988 года

И вот, по прошествии четверти века раздается призыв к населению жертвовать какие-то мизерные средства на лечение афганских ветеранов, и это на фоне фантастических расходов на проведение будущей Сочинской Олимпиады.

А когда сами пришли к власти, завопили, что армия должна быть дисциплинирована, что военный должен думать только о том, как лучше выполнить приказ командира, и послали армию утюжить Чечню. Сейчас, из-за милитаризации России, и афганцев, слава богу, признали ветеранами.

Стремясь посеять среди людей беспокойство, недоверие к существующему образу жизни, на щит подняли экологию, разжигая всеобщий психоз, на который клевала малообразованная часть населения. Не зная, что это такое, все стали за многие тысячи километров от Чернобыля паниковать по поводу «радиации». Домохозяйки поднимали тревогу по поводу того, что в научно исследовательских институтах, расположенных на соседней улице, есть приборы, шкала которых покрыта светящейся люминесцентной краской. Не исследователи, работающие с этими приборами, тревожились, а домохозяйки и восторженные журналисты, нашедшие, что еще можно оплевать .

По требованию искусно управляемой толпы закрывается химический завод, и необходимую продукцию появившиеся купцы везут из зарубежья.

В карьере Яблоневого оврага под Жигулевском молодые энтузиасты всеобщего изменения абы чего-нибудь на абы что-нибудь залезают на стрелы экскаваторов, мешая карьеру работать. Рабочие вынуждены брать их в охапку и относить в сторону. Я уж не помню, против чего они протестовали, то ли против землетрясения, которое разрушит плотину, то ли против еще чего-то.

Да, одно дело бороться со злом любыми способами, в том числе и недозволенными, потому что на дозволенные чиновники не обратят внимания, и другое дело, как это делают оголтелые ненавистники России, воспользоваться злом, как предлогом для осуществления еще большего зла.

Вполне серьезно предлагается срыть гидростанции, закрыть тепловые электростанции, а энергию вырабатывать на ветряных мельницах.

Спору нет, к экологии мы относились не просто пренебрежительно, а совсем никак. Я помню в разговоре Кузнецов по поводу образования вредных окислов и шума наших двигателей обронил, что у нас это не имеет значения. Нашим жителям и в голову не придет протестовать – раз шумит, значит должен шуметь. Как текла по Коптевскому оврагу с появлением в городке канализации «Вонючка», так и течет. Мы и Чернобыль пытались скрыть, да радиоактивную пыль донесло до соседних стран. А вот вдали от границ, судя по сообщениям газет, на Урале спокойно льем радиоактивные воды из «Маяка» в водоемы, а как проверяется слив, мы видели в Сердобске, когда по Хопру ходили.

Конечно, наша экологическая грамотность повышается. В детстве добыть для игры ртуть было для нас удачей. Разбитый градусник был находкой. Я помню, кто-то из взрослых принес с работы во флакончике кубик, другой ртути для игры детям, и мы играли в неё, пока она не растерялась, мелкими капельками забившись в щели между досками пола. А сейчас, разобьют в школе градусник, и поднимается паника на всю Россию. Паника при потере капли ртути в таких небольших количествах от случая к случаю, это уже следствие искусственно нагоняемого страха. Хотя страх не беспочвенен, недавно прозвучало, что где-то в Европе собираются перейти от ртутных медицинских термометров к чему-то другому – так, на всякий случай.

Другое дело на заводе в лаборатории, где ртутью мы пропитали все стены, пол и потолок. В привезенном немцами из Германии лабораторном оборудовании, точный замер малых значений давления (разрежения) производился ртутными пьезометрами. В процессе работы, во время настройки мы неоднократно путали давления, и ртуть из стеклянных трубок, диаметром с карандаш, выдували иногда таким напором, что она летела до потолка. У начальника лаборатории была емкость с ртутью (литра два, как помнится), из которой он ее выдавал для заполнения опустошенного пьезометра, при этом выговаривая не за загрязнение помещения, а за потерю дорогого металла. Продолжалось это не один год, пока не появились у некоторых из тех работников лаборатории, которые большую часть рабочего дня находились в лаборатории у стендов, симптомы ртутного отравления. Я и другие инженеры ОКБ, связанные с испытаниями, почти каждый день бывали в лаборатории у стендов, иногда по 4 – 5 часов подряд, но никаких симптомов отравления у нас не было. После заболевания некоторых работников лаборатории, в лаборатории сделали ремонт. Сбили пропитанную ртутью штукатурку со стен и промыли марганцовкой бетонные полы и потолок.

Интересно мне стало сейчас: а немцы у себя в Германии тоже на разлившуюся ртуть не обращали внимания, или так аккуратно работали, что пьезометры не выдували?

Прошли годы, и те, кто, инициируя недовольство существовавшим строем, использовали борьбу за экологию, как оружие против режима, пришли к власти. Теперь они сами стали злейшими врагами экологов. Газеты полны статей о вредных производствах, о том, что хозяева в нарушение всех норм, не оснащают производство положенными очистными сооружениями, которые были обязательны в советское время. Теперь экологи уже мешают обогащению, теперь Гринпис объявлен врагом России, иностранным агентом.

Как всегда в годы смуты, пышным цветом расцвело мракобесие: всплыли колдуны, экстрасенсы, мессии, прорицатели, святые, астрологи, нумерологи, поклонники сатаны и прочие.

24.07.91 в печати рассказали о страшном эпизоде, произошедшем в клубе, где проповедник указал на женщину: «Ведьма». После этого жизнь этой женщины и ее семьи превратилась в кошмар. Много позже, уже после победы контрреволюции, я на эту тему виртуально беседовал с Гайдаром.

– Егор Тимурович, в свое время Вы были работником идеологического фронта партии, и, я полагаю, искренне пропагандировали свободное от мракобесия духовное совершенство советских людей.

– Эдуард Телесфорович, не скрою, я в ужасе был от возникшего разгула мракобесия, но я полагал, что это наваждение будет преодолено, как оно преодолено в развитых в духовном отношении странах, а в тот период мракобесие способствовало свержению советской власти, а для этого все способы были хороши.

В Самару приехал лекарь, за плату в зале кинотеатра «Художественный» рекламирующий свой метод лечения болезней опорно-двигательной системы. Подписчикам местной газеты (не помню какой) вход был бесплатный, и мы с Ритой ради любопытства пошли. Перед нами, наискосок, сидели, весело переговариваясь, два подростка. Лектор демонстрировал чертеж ступни с указанными на ней особыми точками, воздействуя на которые, можно было избавиться от болезни, а затем стал продавать полоски фанеры с прибитой к ним торцом палочкой, чтобы люди, которые не могут дотянуться рукой до подошвы, могли этой палочкой почесать на подошвах особые точки. Люди покупали (!), ВЕРИЛИ. В конце было объявлено, где будут вестись платные приемы, и лекция окончилась. Один, из тех двоих подростков, оказался инвалидом на костылях, буквально с болтающимися между костылями ногами. Он готов был во все поверить, лишь бы его ноги обрели работоспособность. Мы с Ритой были придавлены этим горем.