Альберик Д'Ардивилье - Эрнест Хемингуэй: за фасадом великого мифа

К сожалению, жизнь состоит не только из каникул и охоты. В 1917 году Кларенс и Грейс настаивали на том, чтобы Эрнест продолжил обучение в Оберлине, штат Огайо, как того требовала семейная традиция. Но Хемингуэй решительно отказался и сообщил родителям о своем желании стать журналистом. Устав спорить с сыном, Кларенс через своего брата Тайлера нашел ему место в «Канзас-Сити Стар», одной из лучших газет в Соединенных Штатах.

В поезде на Канзас-Сити, 15 октября 1917 года, Хемингуэй, вероятно, еще не понимал, что страсть к путешествиям уже взяла его за горло. Перед ним открывался мир, весьма далекий от убогости Оук-Парка: в Канзас-Сити «преступления процветали, и вершился самосуд». Это был мир насилия, проституции и алкоголя, наркотиков и убийств; это был мир грязных делишек и мошенничества всех разновидностей; мир, который говорил на языке улиц, на живом и образном языке, который Хемингуэй освоил очень даже быстро.

Первоначально поселившись у своей тетки, Эрнест сразу же выдал новый квартал за «достаточно суровый» пансион – чтобы успокоить родителей. На самом же деле он проводил свои дни в дымной атмосфере редакционной комнаты «Стар», где постоянно раздавались звонки телефонов и стоял треск пишущих машинок. Его взяли на испытательный срок, и Эрнест сразу же приспособился к основным правилам «Стар», изложенным в «стилистической библии» основателем газеты Уильямом Рокхиллом Нельсоном: «Используйте короткие фразы. Параграфы тоже должны быть короткими. Английский язык должен быть энергичным. Будьте позитивны, а не негативны». Это – в теории. Практику же Эрнест познал с Лайонелом Моисом, звездой редакции. Это с ним и с другом Тедом Брамбеком он бродил по задворкам и учился слушать чужие рассказы в бильярдных и больничных коридорах. Именно в это время Хемингуэй начал чувствовать некоторую симпатию к миру темных личностей. Он был так далек от лицейского мирка Оук-Парка, и эта жизнь, полная гангстеров, чернокожих и барменов, очень возбуждала любопытство молодого репортера. Этот вкус он сохранит на всю жизнь, часто связывая себя искренней дружбой с буфетчиками, посыльными из отелей и кубинскими торговцами.

Хотя Хемингуэй всегда мог постоять за себя, романтизм его прозы, конечно же, связан с его энергией в журналистике. Подозрительный по отношению к критикам, чья литературная чувствительность для него была эквивалентна смеси «счетчика Гейгера и пинбола», Эрнест однажды сказал своему другу Хотчнеру: «Если профессора действительно хотят знать, что я приобрел за время пребывания в «Стар», вот то, что я там узнал: как протрезвить пьянчугу» [10] Papa Hemingway. A.E.Hotchner. СalmannLévy, 1999. Р.228. . За пределами этой формулы Хемингуэй всегда говорил, хоть большая часть его творчества и навеяна биографическим вдохновением, что не существовало никакой связи между его жизнью и его книгами. Но в то время подобные вопросы еще не возникали, и для него наиболее важным было, наконец, начать жить за счет писательства.

Несмотря на беспокойную жизнь, которую Эрнест вел в Канзас-Сити, он начал скучать. Рутина редакции бледнела на фоне непреодолимой привлекательности доносившихся отзвуков конфликта в Европе. После отказа взять его в армию из-за проблем с левым глазом Эрнест стал искать способ, как бы ему оказаться на театре военных действий. В письме, написанном в апреле 1918 года, он заявил родителем, что не может «оставаться дольше» вне войны. Между тем Американский Красный Крест набирал работников «Скорой помощи» для итальянского фронта. Возможность была слишком хороша, и Хемингуэй обратился туда. Несмотря на волнение, он задавался вопросами. Как он поведет себя перед лицом опасности? Окажется ли он на высоте того представления, что он имел о самом себе? Будет ли ему страшно?

В последних строках его рассказа «Индейский поселок» Ник Адамс спрашивает у отца:

«– Трудно умирать, папа?

– Нет. Я думаю, это совсем нетрудно, Ник. Все зависит от обстоятельств.

Они сидели в лодке. Ник – на корме, отец – на веслах. Солнце вставало над холмами. Плеснулся окунь, и по воде пошли круги. Ник опустил руку в воду. В резком холоде утра вода казалась теплой.

В этот ранний час на озере, в лодке, возле отца, сидевшего на веслах, Ник был совершенно уверен, что никогда не умрет».

«Умирать – очень просто. Я смотрел смерти в лицо, и я это знаю».

Красный Крест – Фоссальта-ди-Пьяве – Ночь перед высадкой – «Прощай, оружие» – Агнес фон Куровски – Джеймс Гэмбл – Милан

6 АПРЕЛЯ 1917 ГОДА, после нескольких месяцев размышлений, Конгресс США наконец-то объявил войну Германии. А через несколько недель Хемингуэй получил в Оук-Парке телеграмму, призывающую его прибыть 13 мая в штаб-квартиру Красного Креста в Нью-Йорке. Разместившись в небольшом отеле в Гринвич-Виллидж, он получил все необходимое и даже успел воспользоваться преимуществами униформы, чтобы соблазнить молодую актрису Maэ Maрч. Всегда готовый ввязаться в дело, Эрнест подумал о браке и на остатки своих сбережений купил обручальное кольцо. Но все сорвалось, потому что 23 мая 1918 года младший лейтенант Хемингуэй отправился на борту «Чикаго» в Европу.

Ослабленный несколькими прививками, он познал, что такое морская болезнь, во время этого путешествия. Но его больше беспокоил страх, несмотря на виды Атлантики. Нет, не страх смерти, а скорее страх того, что он может оказаться не на высоте своих идеалов мужества и чести. В его рассказе «Ночь перед высадкой», когда корабль идет в водах Бискайского залива, Ник Адамс опорожняет бутылку со своим другом Леоном Косьяновичем:

«– Мы не должны думать о том, что струсим. Мы не из таких […] Послушай, Ник, ты и я – в нас что-то есть.

– Я знаю. Тоже это чувствую. Остальных людей могут убить, но не меня. Я в этом абсолютно уверен».

1 июня Хемингуэй прибыл в Бордо, затем переехал в Париж, который как раз начала обстреливать «Большая Берта» [11] «Большая Берта» или «Толстушка Берта» (Dicke Bertha) – немецкая мортира калибра 420 мм, построенная на заводах Круппа в 1914 году. В годы Первой мировой войны немцы успешно применяли «Берты» при осаде хорошо укрепленных французских и бельгийских крепостей. Всего было построено 9 таких орудий, однако распространенное утверждение о том, что в марте – августе 1918 года «Большая Берта» обстреливала Париж, не соответствует истине. Для обстрела Парижа было построено специальное сверхдальнобойное орудие «Колоссаль» калибра 210 мм с дальностью стрельбы до 120 км. – Прим. пер. . Тогда в первый раз он услышал звук пушки. Через пять дней Эрнест отправился на поезде в Милан, а потом – в городок Скио (регион Венето), что находился в нескольких километрах от австро-венгерских позиций, но все же слишком далеко от огня, о котором он мечтал. Очень скоро Эрнест получил первое задание: собрать тела, разбросанные повсюду после взрыва на заводе боеприпасов. Если младший лейтенант просто выполнял свою работу, то будущий писатель уже начал мысленно делать кое-какие заметки. Мы можем найти следы этого в «Трактате о мертвых», в новелле, написанной между 1929 и 1931 гг., в которой рассказчик пытается показать войну с методичностью натуралиста. В ней Хемингуэй точно описывает свое удивление от того, «что человеческое тело разрывается на части не по анатомическим линиям, а дробится на куски причудливой формы, похожие на осколки снарядов». Тела, распухшие от солнца, также были отмечены им следующим образом: «Жара, мухи, характерное положение тел и множество разбросанных по траве бумаг – вот приметы, которые остаются в памяти». А ведь был еще и запах, который, похоже, больше всего поразил молодого санитара, – запах смерти под палящим солнцем.