Юрий Толстой - Из пережитого. 4-е издание

К сожалению, Горбачев на это не пошел. Трудно сказать, что оказалось доминантой его поведения – нерешительность или желание до конца остаться демократом, хотя можно ли говорить о демократии, когда во всех уголках страны льется кровь, а люди доведены до последней черты нищеты и отчаяния? Вполне возможно, что он решил столкнуть лбами противостоящие друг другу группировки с тем, чтобы впоследствии сыграть роль миротворца на белом коне. Сейчас об этом можно гадать, хотя, по-видимому, вскоре появятся свидетельства и документы, которые помогут обнажить роль во всей этой истории и Михаила Сергеевича Горбачева.

Неверно также, будто заговорщики пошли на путч, стремясь любой ценой удержать в своих руках власть. Власти у них хватало. По существу все ключевые посты, кроме поста Президента, были в их руках. Думаю, что ими двигала в первую очередь серьезная и вполне обоснованная озабоченность положением в стране, которое становилось все более катастрофическим.

Ну, а что же сами заговорщики? Среди них не оказалось ни одной притягательной для народа фигуры. Павлов напрочь вошел в сознание людей как автор обмена денежных знаков и повышения цен. Янаев воспринимался как фигура чисто декоративная, на которой Горбачев сделал свой выбор просто потому, что выбирать было не из кого. Что же касается Язова, Пуго и Крючкова, то наша пресса еще до переворота сделала все, чтобы создать им самый неблагоприятный имидж. Нужно сказать, что и внешность у этих лиц отнюдь не способствовала их популярности. Заговор с самого начала приобрел характер опереточного. Заговорщики хотели и невинность соблюсти, и капитал приобрести. В печати уже говорилось, что, идя на чрезвычайные меры, они так и не удосужились перечитать (а кое-кто – и прочесть в первый раз) опус Ленина «Марксизм и восстание», в котором непревзойденный мастер политических интриг и переворотов предостерегал, что оборона – смерть вооруженного восстания. Наши доморощенные стратеги думали достичь своих целей в лайковых перчатках и накрахмаленных манишках и жестоко просчитались. Они хотели зажарить яичницу, не разбив яйца. Вместо того чтобы немедленно интернировать лидеров противостоящей группировки, лишить их средств связи, захватить БелВторой урок сводится к тому, что единство государства вполне может быть надежно обеспечено и при различных формах государственного устройстваый дом, они дали им возможность беспрепятственно вернуться в Москву, осесть в Белом доме, созвать сессию Верховного Совета РСФСР, выступить с обращением к народу. Не были перекрыты и средства массовой информации. Собчаку дали возможность вернуться в Ленинград и там сыграть роль героя толпы. Словом, все было сделано настолько топорно, в духе комсомольско-молодежной стройки, что поневоле задаешься вопросом: а был ли это заговор вообще?

Особо следует сказать об Анатолии Ивановиче Лукьянове, который, несомненно, является самой крупной политической фигурой из тех, кто томится сейчас в «Матросской тишине». Он поистине оказался между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, сорокалетние тесные контакты с Горбачевым, хотя бы они и не переросли в дружбу, несомненная приверженность начатому Горбачевым делу перестройки, каждодневные (по достоинству еще никем не оцененные) усилия превратить парламент в профессиональный. С другой – происходящий на глазах развал Союза, нарастание сепаратистских тенденций и межнациональных конфликтов, распад хозяйственных связей, обнищание людей, падение международного авторитета страны, война законов и парад суверенитетов – все это Анатолий Иванович наблюдал, разумеется, не мог этому сочувствовать и мучительно искал выход из кризиса. Добавьте к этому нерешительность Президента, его непоследовательность и пассивность, и вы поймете весь трагизм положения Анатолия Ивановича. К тому же он постоянно подвергался травле и в средствах массовой информации, и со стороны наиболее радикальных депутатов, в первую очередь Собчака, многие из которых (да простят мне непарламентское выражение) просто-напросто бесились с жиру и сами не знали, чего они хотят. Вследствие амбициозности и вопиющей юридической неграмотности многих депутатов Анатолию Ивановичу приходилось терпеливо разъяснять им самые элементарные вещи, которые профессионалам понятны с полуслова. Вот в каких условиях ему приходилось работать. Ясно, что это была работа на износ, и Анатолий Иванович с честью нес свою нелегкую ношу. Будучи государствоведом самого высокого класса, Анатолий Иванович не мог не понимать, что подготовленный к подписанию проект Союзного договора несет на себе печать компромисса и может стать впоследствии яблоком раздора. Эти опасения Анатолий Иванович и высказал в своем заявлении, и я почти целиком с ним согласен.

Анатолий Иванович, несомненно, понимал, что в сложившейся в стране экстремальной ситуации без чрезвычайных мер не обойтись, но, будучи юристом до мозга костей, считал, что эти меры должны быть строго легитимными. В этом, как мне кажется, трагизм и двойственность его положения по возвращении в Москву с 18 на 19 августа. С одной стороны, документы ГКЧП появились в обрамлении документов, подписанных Лукьяновым (заявление о проекте Союзного договора и постановление о созыве сессии Верховного Совета СССР). Все это создавало внешнее впечатление, будто Анатолий Иванович вместе с заговорщиками. С другой – отказ войти в состав ГКЧП, настойчивые предупреждения в адрес заговорщиков, что из их затеи ничего не выйдет, не менее настойчивые попытки связаться с Горбачевым, борьба за то, чтобы ни один из депутатов не был лишен парламентской неприкосновенности. Не случайно Б. Н. Ельцин заявил, что от заговорщиков по существу отмежевался Лукьянов. Кажется, это заявление было сделано 20 августа. Не думаю, чтобы это был только ход Ельцина в шахматной партии. К сожалению, Ельцин забыл об этом заявлении, Лукьянов был арестован. Ну что ж, в политике за добро никогда не платят добром, хотя Анатолий Иванович много сделал, чтобы ни один волос не пал с головы депутатов, в свое время причинивших ему немало зла.

В известной мере роль Лукьянова можно сравнить с ролью Сперанского в деле декабристов. С одной стороны, великий реформатор, несомненно, сочувствовал многому из их программ. С другой, для него как законника до мозга костей были совершенно неприемлемы методы борьбы декабристов, замышлявших цареубийство, и другие нелегитимные средства борьбы за власть. Не случайно именно Сперанскому царь, который отнюдь не был глуп, поручил разработку всего ритуала суда над декабристами. Хорошо, что хоть от этой участи Анатолий Иванович был избавлен!

Поспешно данная санкция на его привлечение к уголовной ответственности и арест была одной из самых позорных акций в истории бесславно почившего в бозе Верховного Совета СССР. Выдать на поток и разграбление своего Председателя, который делал все, чтобы придать этому форуму цивилизованный облик, мог только орган, не уважающий самого себя. В таком случае он и не заслуживает участи лучше той, которая была уготована ему историей. И уж совсем непонятно, какие есть законные основания, чтобы содержать Анатолия Ивановича в «Матросской тишине» после того, как парламентская комиссия Верховного Совета СССР, состоящая отнюдь не из расположенных к нему лиц (достаточно сказать, что в ее состав входил небезызвестный депутат Оболенский, с которым Анатолий Иванович не раз схватывался), признала, что А. И. Лукьянов в числе заговорщиков не был, хотя они в своих замыслах и отводили ему достаточно видную роль. Во всяком цивилизованном обществе после такого заявления подследственный (особенно если речь идет о бывшем Председателе парламента) должен быть немедленно освобожден, ему должны быть принесены извинения, возмещен материальный и моральный ущерб. То, что у нас этого не происходит и, по-видимому, не произойдет, еще раз подтверждает, как далеко нам до демократического правового общества и государства. Трагизм Лукьянова как политического деятеля, ученого и человека состоит в том, что он явно переоценил силу закона и права, сбросив со счетов, что ныне у нас правит бал не закон, а власть толпы. То, что Лукьянова до сих пор держат в «Матросской тишине», вызвано, на мой взгляд, двумя факторами: во-первых, сведением счетов и, во-вторых, желанием обезопасить себя от более сильного конкурента. Расправа над ним – одна из позорнейших страниц периода перестройки.