Татьяна Мюллер-Кочеткова - Стендаль. Встречи с прошлым и настоящим

Кстати, появление «Мемуаров лорда Байрона» было настоящей сенсацией, так как было известно, что Мур уничтожил рукопись Байрона, подаренную ему поэтом с просьбой не публиковать ее при его жизни. Проспер Мериме, например, посвятил этой публикации две статьи, напечатанные во французской газете «National» 7 марта и 3 июня 1830 года.

Книга, изданная Муром, была у всех на устах. В России особой популярностью пользовался перевод г-жи Беллок. Уже в мае – июне 1930 года Вяземский читал эту книгу и не раз упоминал ее в письмах из Петербурга к жене. Пушкин также неоднократно ссылается в своих записях на Мура.

Если проследить за тем, что Пушкин написал о Байроне, то нельзя не признать, что одним из источников, откуда поэт почерпнул свои сведения, были воспоминания Стендаля о Байроне в его письме к госпоже Беллок: «Говорят, что Байрон своею родословною дорожил более, чем своими творениями»; «Байрон много читал и расспрашивал о России […]» [50] Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т. 7, с. 217, 42. ; об отношении Байрона к Наполеону и др.

Именно Стендаль, а не английская буржуазная критика, осуждал «дворянскую спесь» (Пушкин) Байрона. Томас Мур, например, находил предосудительным совсем иное – «необузданные страсти» Байрона, его «дерзкое презрение к общему мнению», отмеченные Пушкиным [51] Там же, с. 221. .

Итак, Пушкин познакомился со Стендалем уже в 1824 году, а Вяземский – не позже 1825 года. Одно то обстоятельство, что Стендаль был представлен русским писателям Байроном (его письмом к г. Бейлю), не могло не привлечь их внимание к автору брошюры «Расин и Шекспир».

Большой интерес Пушкина к спорам романтиков со сторонниками классицизма вызывает предположения, что памфлет Стендаля не прошел мимо внимания поэта. Такое мнение высказал, например, Б. В. Томашевский [52] Томашевский Б. В. Пушкин и Франция, с. 96. . Но встречаются также противоположные суждения. Н. Литвиненко, например, отмечает близость воззрений Пушкина и Стендаля на театр, но утверждает, что поэт не был знаком с памфлетом французского писателя [53] Литвиненко Н. Пушкин и театр. М., 1974, с. 159. . Л. И. Вольперт считает, что близость взглядов обоих авторов на романтическую трагедию и «истинный» романтизм – совпадение, связанное с тем, что и Пушкин, и Стендаль ориентировались на Шекспира [54] Вольперт Л. И. Пушкин и Стендаль. (К проблеме типологической общности). – В кн.: Пушкин. Исследования и материалы. Т. 12. Л., 1986, с. 202. . Надо думать, что этот вопрос еще будет исследован детальнее.

В мае (или июне – точная дата не известна) 1825 года Пушкин благодарил Вяземского за присланные стихи французского поэта Казимира Делавиня и в связи с этим писал: «Конечно, он поэт, но все не Вольтер, не Гете… далеко кулику до орла! – Первый гений там будет романтик и увлечет французские головы бог ведает куда. Кстати: я заметил, что все (даже и ты) имеют у нас самое темное понятие о романтизме» [55] Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. Т 10 с. 117. .

Пушкин не развивает в этом письме свои мысли, а предпочитает «на досуге потолковать» об этом вопросе. Дело, по-видимому, не только в усталости, которую поэт в тот момент почувствовал, но и в осторожности. Находясь под наблюдением властей и опасаясь неприятностей для себя и для своих друзей и близких, поэт осторожен в своих письмах.

На чем основывается Пушкин в своем утверждении о французской литературе – «первый гений там […]»? Ни Виктор Гюго, ни тем более Альфред де Мюссе, который еще был подростком, не давали тогда основания для такого суждения. Ламартин, уже известный в это время поэт-романтик, тоже не был способен увлечь «французские головы бог ведает куда».

На мой взгляд, слова Пушкина вызваны публикацией французской печати, с которой связана и последующая мысль поэта о романтизме.

В марте месяце 1825 года в Париже вышла в свет вторая часть сочинения Стендаля «Расин и Шекспир». 7 апреля того же года в газете «le Globe» была напечатана статья, превозносящая этот памфлет. Мысли, высказанные в нем и изложенные в статье французской газеты, звучали поистине революционно.

Стендаль выступает в этом сочинении не только против неоклассицистов, которые рядят своих персонажей в «фальшивые» одежды и заставляют их произносить «фальшивые» тирады. Он обличает также реакционных романтиков, защищающих религию и королей, в частности, Шатобриана. Стендаль отвергает такие произведения, как роман Виктора Гюго «Ган-Исландец», написанный в духе «готических» романов, насыщенных тайнами и ужасами. Романтизмом, по мнению Стендаля, не является также «фальшивая чувствительность, претенциозное изящество, вымученный пафос» поэтов, разрабатывающих «мечтательный жанр»… Стендаль высмеивает «все унылое и глупое, вроде обольщения Элоа сатаной» (в одной из ранних поэм Альфреда де Виньи), которое многие считают романтическим, веря на слово поэтам из «Общества благонамеренной литературы»…

Воспринимая романтизм как искусство, отвечающее запросам современных читателей, «детей Революции», Стендаль развивает свои взгляды на театр, на «романтическую трагедию». Он предлагает перенять у Шекспира «способ изображения», искусство создания характеров. Стендаль ориентирует свободную от «нелепых правил» (единства времени и единства места) романтическую трагедию на большие сюжеты из национальной истории. Он требует богатство мыслей и чувств, естественный, простой язык, обогащенный народными выражениями, «точное, единственное, необходимое, неизбежное слово»… [56] Стендаль. Собрание сочинений. Т. 7, с. 45, 46, 60–63 и др.

Не трудно убедиться в том, что памфлет Стендаля проникнут политической страстью, обращенной против всего отжившего свой век, реакционного; что этот памфлет провозглашает романтизм, по сути дела являющийся предвестником реализма. Не случайно сам Стендаль стал впоследствии основоположником критического реализма во Франции.

Еще до выхода в свет второй части памфлета «Расин и Шекспир» Проспер Мериме читал это сочинение и сообщил автору свои впечатления: «Я дважды прочитал Ваш прелестный маленький памфлет. Вы блестяще изложили суть дела, и я надеюсь, что впредь никто уже не назовет романтиками гг. Гюго, Ансело и их присных» [57] Мериме П. Собрание сочинений. Т. 6. М., 1963, с. 9. .

Пушкин, несомненно, ознакомился с идеями Стендаля, если не по самой брошюре «Расин и Шекспир», то по их изложению в статье газеты «le Globe» [58] Racine et Shakespeare, par M. de Stendhal. – Le Globe, 1825, 7. avril. Автор – один из редакторов этой газеты, Дювержье де Оран. [424] .

Высоко оценивая это сочинение, автор статьи приводит основные высказывания Стендаля о романтизме и романтической трагедии. Он отмечает новаторство писателя, занимающего авангардные позиции, «всегда готового к бою» против устарелых взглядов, за искусство, отвечающее современной эпохе. В этой связи в статье упомянуты также книги Стендаля «История живописи в Италии» и «Жизнь Россини». Как и памфлет «Расин и Шекспир», статья французской газеты отличается полемическим задором; она также направлена против эпигонов классицизма, умение которых состоит в следовании правилам, а не в сотворении красоты.