Виталий Игнатенко - Со мной и без меня

Естественно, брат с согласия друзей пригласил и меня на постой: где пятеро, там и шестая раскладушка втиснется. Как же замечательно мы жили! Дружно, весело, без вредных привычек. Наш дом, поскольку был в таком шикарном месте Москвы, разумеется, стал центром притяжения всех наших друзей. Просто «Клуб знаменитых капитанов». Артисты, журналисты, ученые, даже один виолончелист с инструментом – все торопились на наш огонек.

Жизнь, как говорится, налаживалась. Я мотался по ударным стройкам, старшие товарищи продвигали сердечно-сосудистую хирургию, биохимию, дежурили в Первой Градской больнице и не только. (Аспирант Семен Герасимович подрабатывал по ночам сторожем на мясокомбинате. Платили ему, на общую радость, колбасой.) Еще один наш сосед создавал в своем НИИ искусственную икру. Черную.

С этого места, думается, надо поподробнее.

Итак, на столе у нас всегда стоял трехлитровый баллон с икрой. Как нам объяснили, делалась она из нефти. Это знание аппетита не прибавляло. Но икра, как настоящая, уже намазывалась. Оставалось пройти испытания. Испытателям, то есть нам, даже приплачивали. Это как-то стимулировало наш добровольный вклад в науку.

Вся наша гоп-компания, и постояльцы, и гости вынуждены были принимать участие в научном эксперименте: дегустировать икру и записывать в специальных бюллетенях кое-какие данные о последствиях. Например, какова желтизна глаз, белесость языка, каков, пардон, цвет мочи и т. д. Сначала мы всерьез вели научные дневники. Потом начали списывать друг у друга, потом просто подгоняли цвет языка, глазного яблока и прочие данные к научным прогнозам.

Словом, был дом наш полная чаша.

Одна беда: ни у кого не имелось прописки, жили практически нелегально. А тут еще дело «Мосгаза», да местопребывание наше напрягало правоохранительные органы, особенно в дни парадов и дни скорби: ведь мы всегда находились внутри оцепления. На нас косо смотрели: ни похоронить спокойно, ни колонны подровнять. Все время крутятся посторонние и без пропусков.

Потом к нам зачастил участковый из ближайшего к Кремлю отделения милиции. Лейтенант, как помню, не лейтенантского возраста приходил вечером, когда мы, нарушители паспортного режима, были на месте. Суровый милиционер знал нас хорошо, мы не раз сдавали ему разные прошения и справки от организаций, где служили, письменные подтверждения, что скоро покинем вверенный командиру район. Или принесем паспорт с пропиской.

Начиналось всегда одинаково: лейтенант раскрывал полевой планшет.

Как фамилия? – и так далее, все снова-здорово.

Савчук.

Семен Герасимович.

Даренков.

Арчаков.

Игнатенко Семен.

Игнатенко Виталий.

В этом месте опроса выдвигался в центр стола баллон черной икры. По легенде, Боре Савчуку эту роскошь прислала тетя из Астрахани. Я, как самый молодой, должен был спроворить чай. Старшие товарищи клялись, что документы на прописке. Через неделю, в крайнем случае две все будет в порядке.

Потом мы гурьбой провожали участкового.

Естественно, с баллоном икры для дома, для семьи.

Через пару недель история повторялась.

Как фамилия? Чай с икрой… Астрахань… Тетя… Обещания… Проводы… Баллон…

Правда, каждый раз лейтенанта удивляли и раздражали вопросы о цвете роговицы, языка, и мочи у него и членов семьи.

Уверен, он считал нас идиотами. «Заучились».

Так продолжалось полтора года.

Дом после того, как мы съехали, простоял еще почти восемь лет…

Сменилось три мэра…

Все, кроме меня, стали докторами наук, профессорами… Александр Арчаков – академиком…

На жильцов комнаты пришлось: одно звание лауреата Государственной премии СССР, два звания лауреата Государственной премии России, одно – Ленинской премии, два – премии Правительства Российской Федерации…

Вот такое стереокино!

Когда я начал работать в «Комсомолке», там царила особая атмосфера под названием «дух шестого этажа». Там квартировала газета. Чем наполнялось для меня это вроде бы мистическое понятие?

Тогда шло становление нового поколения людей, которых потом назвали шестидесятниками, – тех, кто поверил в возможность раскрепощения страны после XX съезда партии. Появились и журналисты-шестидесятники, со своей гражданской позицией, романтичной идейной программой, отважные до жертвенности. В «Комсомолке» был особенно заметен их авторитет.

Особую стать редакции придавали те, кто пришел с войны. Вот сейчас я подумал, а ведь им, когда я начинал в газете, было около 30… Вернулись с войны битые-перебитые, ни кола ни двора… Пехота, артиллерия, саперные части… Доучивались в университетах, в институтах и сюда, в «Комсомольскую правду». Опять воевать за добро, за справедливость, за честь других. Ким Костенко, Толя Иващенко, Илья Хуцишвили, Юра Додолев, Илья Шатуновский, Илья Гричер… А Коля Зайцев? Наш молчаливый оборотистый завхоз. А Юрий Петрович Воронов? Блокадник, боевую награду получил раньше паспорта. Мой первый главный редактор.

Дух шестого этажа – это метафора высокой нравственности. Когда одна душа у сотни душ. Но никакой мистики. Наоборот, сплошная конкретность, даже предметность. В музее газеты была выставлена запаянная колба с воздухом, как уверяют старожилы, далеких лет. Для меня в этой колбе значимы такие «атомы», как строгость к самовлюбленности, завышенным самооценкам, взаимная критика, невзирая на лица, должности, прошлые заслуги, сопереживание не только неудачам твоего сослуживца, но и его удачам, что творческому люду обычно чуждо. Все мы исповедовали неписаный кодекс чести, который требовал человеческой надежности, порядочности, искренности и чистоты отношений. Все только по правде, только по-честному.

Из школы «Комсомольской правды» вышли очень многие недавние и нынешние руководители российских медиа, вышли прекрасные писатели, драматурги, поэты, дипломаты, министры, а уж просто первоклассных и порядочных журналистов не сосчитать.

С некоторых пор стал заглядывать на замечательный сайт Клуба ветеранов всех поколений «Комсомольской правды», который ведет Люда Семина, бывший славный литсотрудник рабочего отдела «Комсомолки». На нем недавно она поместила своего рода историческую справку. Материал вышел под заголовком «Триста спартанцев»:

«На войне берут не числом, а уменьем. Хотя, конечно, какое-то минимальное количество штыков все же необходимо. Если бы у царя Леонида не имелось даже трех сотен спартанцев, фиг бы он защитил Фермопилы.

В старой «Комсомолке» как раз и работало около трехсот человек. У каждого из них было свое представление о том, какие проходы и от кого защищать, но на круг выходило что-то явно из области светлого…Так бывает. Когда в Антарктиде бьется градусник, полярники садятся кружком, и каждый называет свой предположительный градус воздушной температуры. Никто не бывает абсолютно прав, но среднее арифметическое выходит поразительно точным. Правда, угадывать должна команда единомышленников. Такой и была – в этом с годами убеждаешься все больше – команда «шестого этажа».