Всеволод Чаплин - Вера и жизнь

Мы пришли сюда, чтобы помолиться о жертвах всех сторон противостояния, воздать должное их памяти. События осени 1993 года не только привели к пролитию крови, но и надолго стали раной в народном сознании. Однако Господь выправил историю России: более чем двадцать лет у нас не происходит подобных гражданских противостояний. Народ стал больше влиять на власть, его воля уважается, никто не пытается переломить эту волю в угоду внешним силам или каким-либо радикальным проектам. И значит, люди, которые погибли тогда, а также те, чья земная жизнь окончилась раньше срока из-за ран и горечи тех событий, сегодня с радостью смотрят на Россию, находясь в вечности.

Впрочем, политическая Россия после 1993 года еще долго развивалась под диктатом «победителей». И прежде всего это отразилось на тексте «ельцинской» Конституции и на процессе ее принятия (за нее проголосовал 31 % зарегистрированных избирателей). Создавали ее проект на основе аналогичных документов США, ФРГ и Франции. В новой Конституции соединились запрет на установление «государственной или обязательной» идеологии и крайне идеологизированное утверждение: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью». Налицо была попытка «похоронить» или по крайней мере принизить другие ценности, которые на Руси, отчасти даже в советское время, считались более важными, чем права, свободы, интересы и даже жизнь отдельного человека. Эти ценности – вера, правда, народ, Отечество.

Безжизненность и утопичность «конституционной» иерархии ценностей обнаружилась уже очень скоро. В 1992 году оформилось сепаратистское «государство» в Чечне, склонное к экспансии и быстро перешедшее под контроль околоисламских экстремистов. Мало кто сейчас помнит, что «лучшие люди» – либеральная часть журналистов, политиков и деятелей культуры – тогда поддерживали отделение «Ичкерии» от России. «Патриарх» диссидентства Сергей Ковалев, как утверждали очевидцы, даже призывал российских солдат сдаваться в плен во время штурма «президентского дворца» в Грозном в январе 1995 года.

Незадолго до того, в декабре, Святейший Патриарх Алексий встретился в Даниловом монастыре с муфтием Чечни Мухаммадом-Хусейном Алсабековым. На этой встрече, в подготовке которой мне довелось участвовать, стороны отвергли «самую мысль о возможности перерастания конфликта вокруг Чечни в христианско-мусульманское противостояние». Действительно, межрелигиозного конфликта удалось избежать – как и ранее в случае с армяно-азербайджанским противостоянием. Впрочем, религиозная мотивация борьбы вскоре была привнесена в Чечню арабскими эмиссарами.

Противодействие им – людям без роду-племени, воевавшим за новую «мировую революцию», – привлекло на сторону России значительную часть чеченского народа. Восстановить единство страны удалось силой. И оказалось, что есть все-таки вещи более важные, чем «человек, его права и свободы», особенно если этот человек – террорист и сепаратист. Отечество и нерушимость его границ де-факто оказались высшей ценностью, как бы ни сокрушались по этому поводу Ковалев и его последователи.

Уже к середине 1990-х годов авторитет Президента Ельцина в обществе стал нулевым. События у Белого дома, конечно, сыграли в этом одну из главных ролей. Церковь традиционно критиковали за общение с главой государства и его окружением. Впрочем, достаточно активно мы общались и с оппозицией. Создание Всемирного русского народного собора помогло вести с ней системный диалог – на заседания ВРНС приходили и Зюганов, и Гайдар, и Жириновский. А вот некоторых министров там захлопывали и даже освистывали – причем потом они приходили снова, понимая значимость площадки, где присутствовали Патриарх и митрополит Кирилл. Правда, тогдашнего Предстоятеля Церкви, чуравшегося политики и избегавшего непредсказуемых собраний, каждый раз приходилось уговаривать прийти. Помимо прочего, сказывалась и ревность к тогдашнему председателю Отдела внешних церковных связей.

Диалог с различными политическими силами проходил и в других форматах. Мне приходилось бывать на разных партийных съездах в качестве наблюдателя. Доводилось и выступать. В 90-е годы, столкнувшись с новой общественной реальностью и с попытками склонить ее в сторону власти или оппозиции, Церковь постепенно стала приходить к позиции политического нейтралитета при одновременной ее открытости к диалогу со всеми партиями – потом эту позицию зафиксировали в документах. Да, каждый раз на партийных съездах нужно было оговариваться, что появление священника не означает поддержки именно этой партии на выборах. Да, иногда откровенно выкручивали руки с целью такую поддержку получить – особенно сменявшие друг друга «партии начальства». Да, в 90-е годы во многих городах и селах висели предвыборные плакаты с изображением местных партийно-хозяйственных боссов в компании священника или архиерея. Однако со временем эти боссы начали-таки уважать нейтральную позицию Церкви и ее право встречаться и общаться с кем угодно – хоть с властью, хоть с оппозицией, хоть с коммунистами, хоть с либералами, хоть с очередной «партией начальников», даже если она коммунистам и либералам одинаково не нравилась.

Кстати, «правое» и «левое» у нас в тот период оказалось сильно смешано. Правые в экономике оказались либералами в политике. Левые – то есть коммунисты и близкие к ним партии – консерваторами в сферах общественного устройства, морали, интересов старшего поколения. В отличие от Запада, наши левые представляли как раз консервативную часть населения. Правые – реформистов. Причина этому очень проста – СССР был одной из немногих стран мира, где радикальные левые находились у власти в течение жизни трех поколений и где возник уникальный для Европы «левый застой». Я в свое время даже предложил расшифровывать КПРФ как Консервативную партию Российской Федерации, а СПС – как Союз прогрессивных сил. Впрочем, постепенно путаница между правыми и левыми у нас исчезает: молодые идут в леваки, а большинство реформаторов 90-х годов становится – и будет дальше становиться – консерваторами.

Приход к власти Владимира Путина открыл возможность для либерально-консервативного синтеза. С самого начала этому помогла тональность ухода Ельцина – тот попросил у народа прощения, фактически признав некоторые свои ошибки, что в России, стране с христианской культурой, дорогого стоит. На этом фоне Путину поверили практически все – и консерваторы (левые и настоящие правые), и значительная часть либералов (правда, другая часть последних всегда выступает в России против любой власти, а порой и против народа).