Борис Пастухов - Друзей моих прекрасные черты. Воспоминания

Их испугались.

Первым убрали Владимира Ефимовича Семичастного с поста председателя КГБ, потом Николая Григорьевича Егорычева, первого секретаря столичной партийной организации, потом еще многих… И все это время нарастал застой, в котором трудно дышалось не только фронтовикам. Вместо демократии формировались бюрократия, бессовестное подхалимство и многое другое, результаты чего мы пожинаем и сегодня.

Вот цитата из книги «Горизонты и лабиринты моей жизни» Николая Николаевича Месяцева – снятого с должности председателя Государственного комитета по радиовещанию и телевидению. Он дружил с Николаем Григорьевичем. Они были людьми одной судьбы, «одной группы крови», как они говорили. Вот что писал Н. Н. Месяцев: «Эти люди, смертники, переходя на новую работу, продолжали держаться смело, не роняя чувства личного достоинства и не предавая дружбы. Дружба – важнейшая часть нашей жизни, она зиждилась на основе общности понимания служения всему народу и никому больше».

Вот это и есть правда. Это и есть истинная причина отставки. А все разговоры о «комсомольском заговоре» – всего лишь злые домыслы придворных подхалимов, за которыми не стояло ровно ничего.

Николай Егорычев – из поколения XX съезда КПСС. Часто говорят о его выступлении на июньском пленуме ЦК КПСС в 1967 году как о роковом моменте в его карьере и жизни. Но можно с полным основанием утверждать, что, если бы и не было его речи на том пленуме, власть предержащая обязательно нашла бы другие поводы, чтобы убрать, увести с главного течения партийной и государственной жизни неординарного, талантливого человека, который так резко отличался от остальных.

В свое время к этому подступал Никита Сергеевич Хрущев, который уже искал, к чему бы придраться, и раздраженно спрашивал Егорычева: «Не слишком ли много на фоне других городов Москва строит жилья?»

Москва тогда действительно совершила настоящий переворот в жилищном строительстве. Она делала это, мобилизуя внутренние ресурсы и возможности, а вовсе не за счет других, поднимая трудовые коллективы на то, чтобы решить одну из самых болезненных проблем всей нашей прошлой да и современной жизни. Москва была на подъеме. Авторитет Егорычева складывался именно из таких дел, а не из дежурных комплиментов руководству. Из миллионов квадратных метров жилья, новых высокотехнологичных производств, освоенных московской промышленностью, ярких достижений ученых, интересных дел в культуре и образовании.

Работа в столице – блистательная страница в биографии Николая Григорьевича Егорычева. Коренной москвич, всей своей предыдущей жизнью защитника родного города, в силу своего высокого морального авторитета, он имел право вести за собой людей. В те годы, когда он возглавлял Московский горком партии, экономика, культура, наука, общественная жизнь в столице были на подъеме.

При самом непосредственном участии Николая Григорьевича в столице был сооружен мемориал памяти Неизвестному Солдату. Н. Г. Егорычев один из соавторов отлитых в бронзе слов: «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен».

Юрий Михайлович Лужков, с которым мне довелось встречаться по делам депутатским, зная о моей дружбе с Егорычевым, спрашивал меня о здоровье Николая Григорьевича и передал ему свою книгу с теплой надписью и пожеланиями. Он говорил о том, что, какие бы люди ни пришли к руководству Москвой, они всегда высоко оценят выдающийся вклад Егорычева в развитие столицы.

Николай Григорьевич до последнего дня оставался членом Совета старейшин Московской мэрии и много делал, будучи уже на пенсии, для развития ветеранского движения, для того, чтобы героическую историю нашего города лучше знала современная молодежь, будущее поколение москвичей. Уже тяжелобольной, он страстно хотел дожить до 60-летия Победы. Недотянул. Смерть, как всегда, распорядилась по-своему.

Николай Григорьевич любил молодежь, верил в нее, поддерживал и выдвигал способных молодых людей. Мне всегда казалось, что до конца жизни он оставался в глубине души комсомольцем – комсомольцем тех незабываемых лет. Наверное, именно поэтому мы с ним так хорошо понимали друг друга. Примеров тому немало. Приведу только один.

Весна 1963 года. В Москву вновь приехал Фидель Кастро. Его первый визит был ознаменован ярким митингом на Красной площади. Теперь было решено провести советско-кубинский праздник дружбы на стадионе в Лужниках.

Солнечный день. Стадион переполнен. Только в центре зеленым овалом пустует футбольное поле, временно лишенное ворот.

Возле правительственной трибуны появляются Никита Сергеевич Хрущев и Николай Григорьевич Егорычев. Они видят переполненный кипящий стадион и пустое зеленое поле в центре. А временная трибуна возведена у самой кромки беговой дорожки. Хрущев говорит, обращаясь к Егорычеву: «Кубинцы не поймут этой пустоты. Срочно заполните поле людьми».

Я в тот день должен был выступать на митинге и потому стоял рядом. До начала митинга оставались считаные минуты. Егорычев подзывает меня: «Борис, успеем что-то сделать?»

Я сказал – успеем, а в душе поблагодарил за предусмотрительность наше мудрое бюро, которое решило на всякий случай (если вдруг останутся пустые места на трибунах) заполнить их комсомольским активом, который должен находиться по соседству на тренировочном футбольном поле.

Тут в разговор вмешался генерал, председатель Комитета госбезопасности по Москве и области. «Нет, этого делать нельзя. В таком случае нам трудно гарантировать безопасность Кастро».

Николай Григорьевич оборачивается к нему и твердо говорит: «Михаил Петрович, мы доверяем нашей молодежи. Борис, действуй!»

Бегу на тренировочное поле. Наши резервисты резвятся вовсю. Песни, танцы, какие-то игры. Уже через пять минут ребята вбегают через боковые ворота на центральную арену Лужников и продолжают свое веселье уже тут. Через десять минут футбольное поле было заполнено молодыми ребятами и девушками.

Директор стадиона бьется в истерике: они повредят газон, мы его только что настелили. Успокоили: «Повредят, новый положите, мы вам все компенсируем».

Митинг начинается минута в минуту. На трибуну выходят Фидель Кастро, Хрущев, члены правительства, стадион взрывается аплодисментами. Тон задают наши неугомонные активисты на футбольном поле. Они скандируют здравицы в честь Кубы и Советского Союза, Фиделя и Хрущева, размахивая советскими и кубинскими флагами. Невозможно оставаться спокойным пред этой волной юношеского энтузиазма.

Выступает Фидель Кастро. Его встречают криками и громом аплодисментов. Выступают, как было принято тогда, представители рабочего класса, интеллигенции, руководители партии и правительства. Последним выступает первый секретарь Московского горкома комсомола. Никогда в жизни – ни до, ни после – я не выступал на таком подъеме.