Леонид Хаит - Присоединились к большинству… Устные рассказы Леонида Хаита, занесённые на бумагу
- Название:Присоединились к большинству… Устные рассказы Леонида Хаита, занесённые на бумагу
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент Ридеро
- Год:неизвестен
- ISBN:9785448356100
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Леонид Хаит - Присоединились к большинству… Устные рассказы Леонида Хаита, занесённые на бумагу краткое содержание
Присоединились к большинству… Устные рассказы Леонида Хаита, занесённые на бумагу - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Написал он и стихи о Троцком. Друзья привезли Багрицкого в Москву и устроили ему встречу с Вождём революции. Тому стихи не понравились. Но поэт стал москвичом. А через четыре года, когда Троцкого выслали из страны, Багрицкий заменил в своих стихах Троцкого на Ленина.
Но тем не менее Багрицкий по праву стал классиком советской литературы. Пишу это без иронии. «Дума про Опанаса», на мой взгляд, замечательное, талантливое произведение. Но вспоминаю я Багрицкого в данном случае потому, что, в отличие от Слуцкого, он страдал от своего еврейства, старался от него избавиться, откреститься. Ему хотелось быть кем угодно, только не евреем. Он и стал таким – птицеловом, охотником, скандалистом, чекистом, гулякой, гением, способным на спор написать сонет за пять минут и вызвать зависть самого Есенина – куда как русского… Чтобы потом написать самое горькое:
От чёрного хлеба и верной жены
Мы бледною немочью заражены.
Лучше я процитирую начальные строки из его большого, подробного стихотворения «Происхождение»:
Я не запомнил – на каком ночлеге
Пробрал меня грядущей жизни зуд.
Качнулся мир.
Звезда споткнулась в беге
И заплескалась в голубом тазу
Я к ней тянулся… Но, сквозь пальцы рея,
Она рванулась – краснобокий язь.
Над колыбелью ржавые евреи
Косых бород скосили лезвия.
И всё навыворот.
Всё как не надо.
Стучал сазан в оконное стекло;
Конь щебетал; в ладони ястреб падал,
Плясало дерево.
И детство шло.
Его опресноками иссушали.
Его свечой пытались обмануть.
К нему в упор придвинули скрижали —
Врата, которые не распахнуть.
Еврейские павлины на обивке,
Еврейские скисающие сливки,
Костыль отца и матери чепец —
Всё бормотало мне:
«Подлец! Подлец!»
И только ночью, только на подушке,
Мой мир не рассекала борода;
И медленно, как медные полушки,
Из крана капала вода.
Сворачивалась. Набегала тучей.
Струистое точила лезвие…
– Ну как, скажи, поверит в мир текучий
Еврейское неверие моё?
Меня учили: крыша – это крыша.
Груб табурет. Убит подошвой пол.
Ты должен видеть, понимать и слышать,
На мир облокотиться, как на стол.
А древоточца часовая точность
Уже долбит подпорок бытие.
…Ну как, скажи, поверит в эту прочность
Еврейское неверие моё?
Любовь?
Но съеденные вшами косы,
Ключица, выпирающая косо,
Прыщи, обмазанный селёдкой рот
Да шеи лошадиный поворот.
Родители?
Но, в сумраке старея,
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки.
Дверь! Настежь дверь!
Качается снаружи
Обглоданная звёздами листва,
Дымится месяц посредине лужи
Грач вопиёт, не помнящий родства.
И вся любовь,
Бегущая навстречу,
И всё кликушество
Моих отцов,
И все светила,
Строящие вечер,
И все деревья
Рвущие лицо, —
Всё это встало поперёк дороги,
Больными бронхами свистя в груди:
– Отверженный! Возьми свой скарб убогий,
Проклятье и презренье!
Уходи!
Я покидаю старую кровать:
– Уйти?
Уйду!
Тем лучше!
Наплевать!
Я хотел только процитировать, привести несколько строк из этого стихотворения, а прочитал его полностью. Уж очень оно яркое по силе ненависти к своему происхождению!
Безусловно, лучшим произведением Багрицкого является его поэма «Дума про Опанаса». После неё он уже ничего стоящего не написал. Более того, пытался злодеяния своего времени окутать романтической дымкой.
И чтобы окончить тему Багрицкого, я вспоминаю его поэму «Февраль».
Сначала в этой поэме идёт речь о неразделённой любви поэта: мальчик-солдат влюбляется в красавицу гимназистку.
…Как я, рожденный от иудея,
Обрезанный на седьмые сутки,
Стал птицеловом – я сам не знаю!
И вот пришла революция. Мальчик вырос, стал во главе отряда матросов.
…Я много дал бы, чтобы мой пращур
В длиннополом халате и лисьей шапке,
Из-под которой серой спиралью
Спадают пейсы и перхоть тучей
Взлетает над бородой квадратной…
Чтоб этот пращур признал потомка
В детине, стоящем подобно башне
Над летящими фарами и штыками
Грузовика, потрясшего полночь…
В 1954 году на обсуждении в поэтической секции стихов Бориса Слуцкого Михаил Светлов сказал: «Однажды в Брюсовском институте к нам подошёл обрюзгший седой человек и попросил послушать его стихи. Через три строфы мы поняли, что он пишет лучше всех нас. Это был Багрицкий». То же я говорю о Слуцком.
Между прочим, Слуцкий боготворил Багрицкого как поэта. Но сколь различен их взгляд на самих себя.
После демобилизации, ещё не сбросив шинель, только присматриваясь к мирной жизни, Слуцкий написал стихи «Национальная особенность», которые завершил и переписал много позже.
Я даже не набрался,
Когда домой вернулся:
Такая наша раса —
И минусы и плюсы.
Я даже не набрался,
Когда домой добрался.
Хотя совсем собрался:
Такая наша раса.
Пока все пили, пили,
Я думал, думал, думал,
Я думал: или – или.
Опять загнали в угол.
Вот я из части убыл,
Вот я до дому прибыл.
Опять загнали в угол:
С меня какая прибыль?
Какой-то хмырь ледащий
Сказал о дне грядущем,
Что путь мой настоящий —
В эстраде быть ведущим.
Или в торговле – завом,
Или в аптеке – замом.
Да, в угол был я загнан,
Но не погиб, не запил.
И вот за века четверть,
В борьбе, в огоне, в аврале,
Меня не взяли черти,
Как бы они ни брали.
Я уцелел.
Я одолел.
Я – к старости – повеселел.
В упомянутой уже книге Илья Эренбург, вспоминая о Слуцком, пишет: «…Никогда прежде я не думал, что смогу разговаривать с человеком, который на тридцать лет моложе меня, как со своим сверстником».
Всё никак не оторвусь от сравнения Слуцкого и Багрицкого.
И тот и другой часто объяснялись в любви к русской литературе.
Багрицкий писал:
Я мстил за Пушкина под Перекопом,
Я Пушкина через Урал пронёс,
Я с Пушкиным шатался по окопам,
Покрытый вшами, голоден и бос.
Нетрудно заметить, что стихи эти слабы и плоски. Пушкин к политике не приспосабливается. К тому же ни под Перекопом, ни на Урале, ни даже просто в окопах Багрицкий никогда не был. Это всё не из его жизни, а просто не очень искренняя романтическая риторика.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
