Владимир Звездин - Замечательная жизнь людей

Когда привезли на суд, признаюсь, я обрадовался – было много ребят и девчонок, я даже не ожидал. Мой «коллега» по грабежу был одинок. Его, правда, никто не знал. Миловидная девчушка, секретарь суда, подошла ко мне уточнить мои данные и шепнула, что меня, наверно, освободят. Что и случилось. Приговор прозвучал, и я немного разочаровался. Ему присудили пять лет, мне – шесть, но условно, с испытательным сроком пять лет. Освободили меня тут же. Это не описать. Радость безмерная. Все поздравляют, восхищаются – ну, прямо герой. Мало того, пробегавшую мимо секретаршу я шутя приказал своим друзьям поймать. Что они и сделали и подвели ее за руки ко мне, сидящему в кресле, как китайский мандарин. Я потребовал от нее ключ и домашний адрес. Всем было весело, на мою шутку она тоже пошутила. А через некоторое время подослала ко мне знакомую девчушку с поручением – пусть подойдет ко мне твой жених. А когда я подошел к канцелярии, она быстро сунула мне в руку бумажку, а там телефон и имя – Галя. Я обалдел: чтобы кто-то когда-нибудь вот так предлагал мне свою любовь или дружбу, убей не помню. Правда, в бочке с медом оказалась ложка дегтя – телефон был неправильный. Но это меня не очень огорчило.

В один прекрасный день я дома, дышу свободой. Заглядывает ко мне соседский шкет. «Володя, там девушка. Хочет, чтобы ты к ней вышел». Выхожу – мама моя родная! Стоит Галя, говорит: «У меня обед, шла мимо». – «Я сам, между прочим, тебе звонил». – «Я после поняла, что телефон неправильный написала». Проводил ее до работы и условились вечером сходить в кино. Так и закрутилось.

Ее знакомство с моей мамой в силу служебных обстоятельств дало ей возможность появиться у нас дома. Место жительства у Гали было в пригороде, в поселке Лисий нос. И когда наши с ней прогулки порой затягивались, и электричка уходила, ей приходилось ночевать у нас. Мама не возражала и даже пускала ее к себе в кровать. Галя мне очень нравилась. Но когда они объединились с матерью в один блок и взялись меня воспитывать, тут я взбунтовался. Такой союз меня не устраивал. Тем более, что жениться мне было рано. Потерять ее я уже не боялся и легко склонил ее к половому акту. Правда, удивился и огорчился, что отдала она мне свою невинность. Было как-то не по себе, такое чувство, будто я теперь чем-то ей обязан. И вместо того, чтобы к ней привязаться, стал ее избегать. Вновь вернулся к друзьям. Стал приходить домой пьяным.

И так получилось, что восьмое марта 1955 года я отмечал в заводском клубе без нее в силу своего раздутого авторитета в связи с последними событиями и будучи изрядно на взводе участвовал в какой-то разборке. Возвращал кому-то какой-то пиджак. Сам ничего не соображая и плохо помня. И когда появилась милиция, то скрутили меня одним из первых. Потерпевший был тоже пьяный, но меня он запомнил лучше всех. А пока я строил из себя такого рубаху парня, участники превратились в свидетелей, а я в участника. По железной логике сажают не за то, что ты воруешь или грабишь, а за то, что попадаешься. Не пойманный – не вор. Это закон. До самого суда я не знал, что же я натворил.

На скамье нас было трое: Виктор, Валентин и я. Самый осведомленный был Виктор. Перед судом он нам все рассказал. Этот пострадавший сам напал на Виктора в магазине, куда его послали друзья за водкой. Отобрал у него часы и бутылку. Витька прибежал в клуб и сторожу сказал, чтобы он позвал на помощь ребят. Они догнали этого мужика, отлупили, потребовали вернуть часы. Божась, что он не верблюд, в доказательство отдал Витьке свои часы. С него сняли для обыска кожаное пальто и пиджак и нашли Витькины часы. За то, что врет, отлупили. Пальто он надел, а пиджак остался у кого-то из ребят. Все вернулись в клуб. Тогда этот гусь обратился к сторожу, чтобы ребята вернули документы, которые остались в пиджаке. Сторож позвал меня, и я оказался в центре событий. Пиджак я нашел, вернул вместе с документами и хорошо запомнил его слова: «Простите, ребята, нашла коса на камень». Самое интересное, что он оказался членом партии. Это и решило нашу участь. Наших свидетелей – продавщицу из магазина, которая давала им стакан для распития бутылки, сторожа из клуба – вызвать и допросить нам отказали: «Следствие закончено, мало ли чего вы насочиняете». И приговор для меня был тоже неожиданным.

Нас, конечно, пожалели, присудили минимум. По указу от 04.06.47 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан» ст. 2, ч. 2, групповой грабеж, мера наказания от 15 до 20 лет. Витьке, основному участнику, 15 лет. Мне, как уже отъявленному преступнику, по указу по второму разу – 16 лет сразу. Валентину за недонесение властям – знал и не сказал – 2 года. И загремели мы под фанфары. Шутка юмора, как любил говорить Мухомор в «Улице разбитых фонарей».

А вот и Кресты, предел моих мечтаний. После суда по иронии судьбы поместили меня именно в то крыло, на которое я любовался из окна общежития. В камере я оказался совершенно один. Помню, как до сознания стало доходить количество лет хлебать кислые щи, отмеренных мне судьбой. Ужаснула такая мысль. Долго я сидел оцепеневший, и, казалось, стоит мне только встать, подойти к дверям и выйти. Но я себя останавливал и спрашивал: «Володя, в чем дело? Ты же этого хотел. Успокойся, все нормально». А когда на мой стук надзиратель спросил: «Чего стучишь?» – ответил: «Узнать, запер ли ты дверь на ночь». – «Не волнуйся, – говорит, – теперь тебя будут запирать даже днем».

Ночью мне приснился страшный сон. Лежу именно в этой камере, даже не понимаю, сон это или явь. Мне на грудь забирается кошка. Я ее хватаю двумя руками, прижав ей передние лапы к туловищу, и мы с ней фыркаем друг на друга. Я приглядываюсь, а у нее морда следователя. Я ее с ужасом отшвырнул, проснулся и не мог понять, что это было.

В одночасье я стал рецидивистом. Честно сказать, это мне даже помогало в новой жизни. Такой молодой, а уже вторая ходка. То, что первая условная, это никого не волнует. И обе по статьям указа. Это тебе не хулиганка, парень, видать, серьезный. В суть самого преступления тоже никто не вникает. Охрана, принявшая меня на этап, на моем формуляре начертила красную черту, что означает склонен к побегу. У меня и в мыслях такого не было, но когда на проверках проводят перекличку, почти все зеки видят красную полосу на моей карточке.

В те далекие времена лагеря были разделены по «мастям» То есть каждый лагерь, кроме лагерного начальства, имел у себя свое руководство. Это воры в законе, воры-суки, были зоны, где рулили сами мужики, ломом подпоясанные, и так далее. От того, кто рулит, зависели порядки и законы в лагерях. А чтобы не было стихийной резни, у заключенных, кроме ФИО, статьи, спрашивали «масть». Так сказать, партийную принадлежность. Чтобы, запустив человека в зону, не выносить его оттуда завтра вперед ногами. А еще воспитательный рычаг у начальства. Допустим, забузили. Этот коллектив грузят на машины и подвозят к зоне другой «масти». И пока в зоне готовят колы и пики, бунтарей спрашивают, будут они бузить или нет. Они, как правило, тут же перевоспитываются. А если нет, загоняют автоматами в зону, а там их так отделают колами, что какую-то часть оставят в санчасти поправить здоровье, а кое-кого и спишут. Остальные возвращаются тихие и послушные. Такое воспитание практиковалось до 58-го года. Когда вышел указ кровь за кровь и за убийство стали расстреливать, хвосты все прижали. И «масти» все исчезли.