Владимир Звездин - Замечательная жизнь людей

Село Полтавка было в то время, как я помню, очень красивое: церковь, площадь покрыта травой-муравой. Впечатляло. Много времени прошло с тех событий. А сейчас не то: асфальт, церковь за забором из досок. Никакой эстетики. Походил я по Полтавке, поговорил со случайными людьми. Очень много в селе Звездиных, но все они как-то не связаны родством. Удивительно.

1943 год переломный. Так говорят о войне. Много переломалось судеб. Перелом произошел и у нас. Наступило лето. И тут приехал отец. Это было событие. Хоть немцев начали гнать с нашей земли, но я был горд разговором с отцом, что без меня нашим тяжело. Так прямо и спросил: «Поедешь со мной на войну?» Не думаю, что у нас в садике кто-нибудь отказался бы от такого предложения. Мама, правда, плакала, но выход был один: пусть едет, может, хоть он останется в живых. То есть я. Так она рассудила.

Эскадрилья, где служил отец, как раз перебиралась ближе к фронту.

Перед тем как оказаться на поезде, мы остановились в городке, если не ошибаюсь, Ряжск. Там вокзал далеко от города, может, пустырь большой. Слушал с ужасом, что ночью на мужчину напали волки, в сапогах остались ноги. Волков тогда было очень много, покою от них не было не только по деревням, но и по городам.

Дом был кирпичный, красивый, большой. Хоть жили мы там не долго, он мне запомнился по одному случаю. Приехали мы вечером – между прочим, шли по этому пустырю. Утром вышел во двор, там коза – про таких говорят, комолая, значит, без рогов. Прошелся мимо, она догоняет и поддала мне под зад. От неожиданности, да и толчок был сильный, я упал, встаю и тут же получаю следующий удар. Изловчился, заскочил на лесенку, приставленную к сеновалу – так она ее вместе со мной сшибла. Заметил закономерность: когда я начинаю приподыматься, коза начинает подпрыгивать на месте, как бы готовясь, только я встал на четвереньки – она тут как тут. Ложусь на землю – коза спокойно стоит. Тогда же вспомнилась мне ситуация поярче, когда мы с мамой как-то пошли в гости к деду Гавриле в Полтавку. В поселке железнодорожников у озера мама зашла во двор, а я остался на улице. И летит по улице здоровый бык, весь в слюнях. Народ как языком слизнуло, я один стою. Тут откуда ни возьмись мужик, схватил меня и спрятал во двор.

Так и держала эта коза меня на земле, пока меня не хватились.

Не знаю, чем бы это кончилось, может, и козе нечего было бы бодать. Вспомнил маму, ее кричал. Ведь уехал, а что обещал? Как вырасту, куплю лошадь и сани, увезу тебя с собой. Все думали, что я плачу от боли, из-за козы.

Потом мы где-то подсели на эшелон. На платформе стояла огромная американская машина типа автобуса. Это был ПАРМ – передвижная авторемонтная мастерская. Отец – начальник ПАРМа. Меня, видно по всему, ждали – у рулевой колонки устроена была лежанка из досок. Солдат принес мне гимнастерку без погон, хотя у них у всех были погоны, великоватые сапожки, сказал, что ты в атаку ходить, наверное, не будешь, это все же авиация.

Ехали мы чудесно. Машина занимала чуть больше половины платформы, свободного места было много, у одного солдата была гармонь. В те тревожные времена эшелоны шли очень медленно. Солдаты легко перебегали на ходу из теплушки в теплушку и к нам на платформу. Часто у нас играла гармонь. Чудесную картину вижу, очень четко: эшелон на поворотах виден весь, от паровоза тянется густой черный дым. Было очень тепло, какой был месяц, не скажу, но в картине, что представляет мне моя память, на рощах и полях преобладает желтый цвет. Звучали песни.

Одна запала мне в душу, многие слова я помню до сих пор: «Эта роща белых была, в ней воевали когда-то. В этой роще жизнь мне спасла девушка в ситцевом платье. Помню, помню – грудь обожгло, время немного прошло. Многое в жизни бывает, мир так велик и широк. Но каждый из нас выбирает только одну из дорог».

Правда, красиво? Добрые люди отыскали в интернете и прислали мне эту песню. Но интересно, именно этот куплет переделан на новый лад.

На какой-то станции стояли долго, местные жители, заслышав музыку, стали подходить, и собралось достаточно много народу, в основном женщины. Начались танцы, кавалеров навыпрыгивало из вагонов хоть отбавляй. Одна женщина так отплясывала, что отлетел каблук, чем увеличила общее веселье. Тут тетенька, которая не танцевала, увидев меня, подошла к нам со словами: «Ребята, куда вы его везете такого маленького? Ведь там опасно, отдайте его мне, а вернетесь, я вам его верну». Она так убедительно просила, что я испугался, как бы не отдали, и убежал. Так кончилась моя мирная жизнь. В скором времени мы прибыли на место дислокации в город Моршанск.

Моршанск – это не авиагородок с семьями и детишками. Это полевой аэродром – жаль, что я не писатель, наверно, не хватит у меня ни слов, ни фантазии описать впечатление. Но тем не менее.

На краю летного поля на опушке леса глубокий старый, заросший лесом и орешником овраг, или просто обрыв. Воздух как будто настоянный на землянике. Птицы не умолкают целый день. По верху склона оврага вырыты блиндажи, на поляне рядами палатки. Наша с отцом землянка была рядом с гауптвахтой.

На поле стоят самолеты – как сейчас понимаю, это были бомбардировщики ДБ-3, мы такие в садике рисовали. Нос остекленный, место штурмана, следом кабина пилота, ближе к хвосту круглая башенка с пулеметом стрелка-радиста. Экипаж из четырех человек.

Но меня больше привлекали машины. Бензозаправщик, на который легко можно было запрыгнуть на ходу. У этого автомобиля сзади было что-то вроде шкафа – там приборы для контроля слива горючего, ступенька с перилами – можно держаться и ехать. Полуторка-стартер с приспособлением заводить самолеты подъезжает, цепляется за пропеллер и крутит мотор, пока он не заведется. Отличная машина «виллис», но больше всех мне нравился пикап.

Меня обещали взять стажером, как только я смогу крутить заводную ручку. А для этого нужно есть много каши. Я и старался. Тем более, что каши мне хватало. После голодухи в эвакуации здесь для меня был рай. В столовой кормили всех по-разному. У командиров, летчиков, обслуги были разные столы. Я, как генерал или почетный гость, питался на выбор. Мог есть с кем угодно и что угодно. Правда, предпочитал с летчиками – там давали шоколад.

Обычно самолеты просто не возвращались. Однажды один вернулся, но летел со стороны леса, как бы поперек посадочной полосы. За ним тянулся дым. Не долетел он с километр. Рухнул в лес со страшным взрывом. Хоронили их в деревне на площади. В двух гробах четверых. Был салют.

В этой деревне отец оставил меня какой-то женщине. Правда, прожил я там всего несколько дней: увидав наш бензовоз, я не задумываясь запрыгнул на заднюю подножку и прикатил на аэродром.