Александр Омельянюк - Новый век начался с понедельника

Уже потом Платон подумал, что Бог тогда, как будто бы с неохотой, отпускал их с дачи в Москву, а потом дал ему ещё один шанс побыть последний раз дома со своей матушкой.

С одной стороны Платон был доволен, что на даче всё обошлось. Он выполнил свой сыновний долг, дал возможность маме хорошо отдохнуть и физически и морально, поднабраться сил для длительной зимовки в городе.

С другой стороны его волновала жизнь матери после летнего сезона. Теперь на неё вновь обрушаться домашние заботы, хлопоты и вечные споры-ссоры со, совместно с ней постоянно проживавшим старшим внуком от дочери, – Василием.

Да, так оно и получилось. Не успела бабушка как следует освоиться после возвращения домой, как уже на следующий день, в среду, внук ошарашил её сообщением о скорой женитьбе и приводе в дом своей второй половины.

Такая информация привела старушку в душевный трепет и тревогу, вылившиеся во второй, спустя почти семь лет, инсульт с параличом всей правой стороны тела. И уже в четверг сестра Платона, Настасья, обнаружила, с утра лежащую, почти обездвиженную мать, лишь во второй половине дня, к счастью для всех придя в это день её навестить. Почти через час мать увезли в больницу, из которой она уже не вышла.

За исключением тут же внезапно заболевшей Настасьи, Платон и Василий дважды в день поочерёдно навещали Алевтину Сергеевну. Лечащий врач сразу объяснил родственникам, что дело серьёзное. Всё решит первая неделя. Если к её концу больная хоть немного оправится, то будет, хоть сколько-нибудь и как-нибудь, жить. А если нет, то конец безысходен, и медицина тут бессильна.

Окружив мать и бабушку возможной заботой, мужчины делали всё, что могли сами. Для ухода за лежачей больной Василий раскошелился на наём медсестры.

Однако по их общему мнению та не очень-то себя утруждала выполнением возложенных на неё обязанностей. Пришлось нанять ещё и другую.

Дни шли. Самочувствие Алевтины Сергеевны поначалу несколько улучшилось. Хоть и с трудом, еле шевеля непослушным языком, она ещё могла вести недолгие беседы со своими старшими мальчишками. Но на седьмой день, в среду, началось ухудшение её состояния.

Последующие три дня Алевтина Сергеевна уже не могла говорить сама, понимая всё, что говорили ей.

В короткие перерывы сна, в который её ввергали сильнодействующие лекарства, сыну и внуку приходилось угадывать её желания, правильное исполнение которых она подтверждала невнятными звуками, веками глаз, или слабым пожатием руки.

Василий сообщил обстановку уже несколько выздоравливающей матери, а Платон попросил её хотя бы в субботу и воскресенье навестить их матушку, дав ему возможность перевести дух и съездить на дачу поработать.

Но на девятый день, в пятницу вечером, после последнего визита сына, наступило уже резкое ухудшение состояния её здоровья.

Ещё находясь в сознании и понимая свою перспективу, Алевтина Сергеевна попросила верующего внука обеспечить её соборование, что и было им быстро организовано.

После священнодействия, днём в субботу, её состояние несколько улучшилась, она успокоилась, готовясь уйти в мир иной. По мобильнику внук обеспечил связь матери с бабушкой, и та услышала наконец-таки давно ожидаемый голос доченьки и её обещание приехать завтра. Когда же Настасья вместе с подругой матери утром в воскресенье приехали в больницу, их ждала уже остывшая постель. Алевтина Сергеевна ушла из жизни спокойно, с верой, с чувством исполненного долга.

Платон узнал об этом от жены вечером в воскресенье. Поражённый страшной новостью, он не мог вымолвить ни слова. Даже слёз у него в этот момент не было от изумления.

Ведь вчера и сегодня всё на даче говорило о смерти матери. Только он этого не понял, или не хотел обращать на явные, странные признаки никакого внимания.

Но именно в момент смерти матери в субботу, с шести до семи часов вечера, рабочие на даче распиливали на чурбачки остатки, укороченной ещё неделю назад на одну треть, её любимой берёзы.

А в воскресенье, вообще, уже уезжая с дачи, при попытке отпереть изнутри новый, недавно вставленный в калитку замок, Платон нечаянно сломал его и вынужден был перелезать через ворота. И только вечером всё стало на свои места, вернее навсегда сместилось с привычных мест.

Утром в понедельник, первым делом позвонив в ритуальное бюро и обговорив всё необходимое, Платон с Василием, который стал теперь правопреемником своей бабушки, занялись получением разрешения на её захоронение в землю на уже закрытом для этого Николо-Архангельском кладбище, альтернативой которому было бы Богородское кладбище у чёрта на куличках.

И хотя шансы на получение разрешения были минимальны, им всё же этот важнейший вопрос удалось решить положительно.

Платон, как мастер слова, составил письменное прошение, и они с племянником подъехали в разрешительную инстанцию. Как ещё помнящий свои производственные, совместные с коллегами, визиты к генералам и министрам, он проинструктировал Василия, как надо вести себя с ответственным чиновником в данной ситуации.

Он распределил роли и разработал сценарий разговора со всеми возможными его коллизиями.

После вручения главному по этому вопросу чиновнику их прошения, Платон устно от себя огласил главные его моменты:

– «Мы хотим захоронить мою мать на том же кладбище, где был кремирован и похоронен мой отец. Но она, как верующая, завещала её захоронить по старому обычаю, в землю!».

– «Но это кладбище уже закрыто для таких похорон!».

– «Да, мы знаем! И только Вы можете этот вопрос решить положительно для нас! Потому к Вам и обращаемся!».

– «Но для этого нужны веские основания!».

– «А они у нас есть! Моя мать ветеран трудового фронта! Во время войны по заданию партии была директором школы! После войны доработалась до начальника отдела Министерства. Почётный ветеран труда, имеет несколько правительственных наград. Для нас важно, чтобы наши родители были захоронены на одном кладбище. Ведь на нём похоронены и все другие наши родственники! Сейчас дополнительно готовятся ещё и ходатайства из её Министерства и Совета ветеранов войны и труда! Но нам их ждать некогда! Так, что очень просим Вас сейчас помочь нам! Только Вы один можете решить этот вопрос положительно!».

Ответственный чиновник, к счастью для всех, оказался человеком отзывчивым и порядочным. Впечатлённый прочитанным и убедительно доложенным, а может и солидным, интеллигентным видом Платона и его огромного племянника, угрюмой тучей своих ста двадцати пяти килограммов нависавшего над его столом, он тут же наложил положительную резолюцию.

Радостные, но не счастливые, от выполненной сложной и главной задачи, они с головой окунулись в необходимые в таких случаях хлопоты.