Валентина Чемберджи - О Рихтере его словами

В каждом городе приезд Рихтера – это большой праздник. В Иркутске встретили очень тепло, взволнованно, с цветами. Гостиница «Ангара» расположена в центре города. Налево от нее старые здания университета. Художественный музей и другие достопримечательности старого интеллигентного сибирского города. Направо – Спасская церковь, Богоявленский собор, Ангара и костел (Органный зал Иркутска), только что отремонтированный, изящный, предоставленный Рихтеру для занятий.

На натертом полу блестел лаком маленький «Forster», за который Святослав Теофилович и сел заниматься через два часа после приезда в Иркутск. Когда спустя два дня прилетел Олег Каган, Святослав Теофилович стал проводить в зале костела чуть ли не весь день, занимаясь то сам, то с Олегом.

Занятия Рихтера в течение всех дней, проведенных в Иркутске, произвели сильное впечатление на охранявших его покой неслышных и невидных работников филармонии. Когда после одного из концертов в Иркутске кто-то рвался в артистическую, я услышала:

– Да ты погляди – он мокрый весь, усталый, он же весь день занимается…

Я оглянулась посмотреть, кто же так говорит, и увидела одного из «стражей» Святослава Теофиловича. Нечего говорить, что их задача заключалась единственно в том, чтобы музыканту не мешали заниматься.

В гостинице Святослав Теофилович сел перелистать тетрадь романсов Грига, чтобы составить из них программу для Галины Писаренко. Листая, восхищался Григом, его свежестью. Вдруг вспылил:

– Это не полное собрание! – и захлопнул ноты.

«Свежесть» – очень дорогое и важное понятие, о чем можно судить, например, по тому, что Рихтер считает ее больше присущей Гайдну, которым не перестает восторгаться, чем Моцарту. О свежести Святослав Теофилович говорит часто и в разной связи:

– Я очень люблю и Малера, и Брукнера. Малер – изумительный, но им не всегда можно «питаться». В первый раз он производит громадное впечатление, но на второй раз, при повторе, впечатление иногда снижается; может быть, он слишком много философствует, слишком углубляется в интеллектуальные поиски, и это ему мешает, у него порой не настоящая, «изобретенная» свежесть. Брукнер же отличается настоящей свежестью, – в нем есть наивность, искренность, даже неуклюжесть, но в этом и прелесть. Он идет от позднего Бетховена и Шуберта.

Рихарду Штраусу по сравнению с Малером все давалось легко, а Малеру, – с кровью. Но я их всех люблю.

Работники филармонии всячески склоняли Рихтера поехать на Байкал. Святослав Теофилович не выражал бурного желания, – видимо, считал, что в этот день недостаточно занимался. Все же мы уговорили его, потому что в связи с дальнейшим расписанием такая возможность могла больше не представиться.

Ровно в 17 часов, как было условлено, мы пошли за Рихтером в костел. В этот день в Иркутск (за десять дней до его предполагаемого прибытия в Японию!) приехала японская переводчица, друг Рихтера – Мидори Кавашима. Экзотически одетая в яркое кимоно, деятельная, энергичная, веселая, она спряталась за дверью костела и неожиданно предстала перед Святославом Теофиловичем, когда он вышел из высоких готических дверей. Это был приятный сюрприз для него.

Погрузились в две машины и отправились на Байкал.

Наверное, все, побывавшие на Байкале, знают, что по дороге туда есть так называемая «смотровая площадка» (это словосочетание очень рассердило Святослава Теофиловича). Она расположена в горах, склоны которых покрыты буйной растительностью, и на каждой веточке каждого куста или дерева (согласно японскому, как сказала Мидори-сан, обычаю) завязаны клочки разноцветных тканей. Издали это кажется морем невиданных цветов.

Нам объяснили, что обычай таков: оторвав кусочек носового платка или лоскуток от своей одежды и обвязав его вокруг веточки, можно загадать желание и надеяться на его исполнение.

– Мидори и этот обычай – уже зов Японии, – сказал Рихтер.

Все заволновались: от чего отрывать? Святослав Теофилович немедленно взял нож, который он заметил у водителя, резким движением провел им по подкладке пиджака, вырвал из нее идеально ровную ленту, потом спустился по склону и в довольно опасном месте, куда никто из нас не добирался, обвязал веточку. Все оцепенели от такого стремительного развития событий (и от страха). Выяснилось, правда, что Святослав Теофилович забыл задумать желание. Впрочем, это его не огорчило.

Когда в светлом сером тумане стал надвигаться Байкал, тая в себе какую-то угрозу, Рихтер сказал:

– Вагнер. Второе действие «Валькирии».

Вышли из машины в деревне Листвянка; в сумрачном, но вместе с тем прозрачном воздухе на зеленом склоне горы стояли церковь, домик архиерея. Бежал чистый горный ручей.

Наконец остановились над самим Байкалом, увы, опять на «смотровой площадке». Чувствовалось, что Рихтер категорически не расположен охать и ахать. Он посмотрел на Байкал и сказал:

– Вы хорошо знаете Сикстинскую капеллу?

– Я же там не была и не видела ее.

– Ну помните этих юношей?

– Смутно помню.

– Посмотрите, один из них точь-в-точь наш водитель.

Пошли в ресторан. К столу приблизилась учтивая дама, как выяснилось, немецкая писательница Леа Гроссе, и подарила Святославу Теофиловичу свою книгу с надписью, начинавшейся словами «Великому гуманисту», что сразу же вызвало протест:

– Никакой я не гуманист…

Выйдя из ресторана, долго смотрели на Байкал.

– Всему этому нет до нас никакого дела, – сказал Рихтер.

– Как у Мандельштама: «И от нас природа отступила так, как будто мы ей не нужны».

На обратном пути, проезжая у самой воды, мы все вышли из машины и вымыли руки и лицо чистой, мягкой, Богом благословенной байкальской водой. Святослав Теофилович молчал. Только вспомнил слова Элеоноры Дузе [28] Элеонора Дузе (1858–1924) – итальянская актриса. : «Лучше всего в дороге» и рассказал о ее смерти.

По дороге время от времени встречались одиноко бредущие коровы, которые двигались в неизвестном направлении.

Вернулись в гостиницу, открыли томик Рембо. «Богема». Прочитала, как всегда, сначала целиком, потом вдумываясь в каждое слово, и снова подряд. Святослав Теофилович полюбил это стихотворение, последние строки которого удивительно хороши:

– Знаете, как меня наказывали в детстве? – так начался разговор утром седьмого сентября. – Лишали чего-нибудь, обещанного, скажем, через две недели. И исполняли это жестко. Например, ты должен пойти в кино через две недели, – не пойдешь. По-моему, правильно. Вообще, нельзя ни в коем случае забаловывать детей. У меня были две любимые игрушки: зайчик и медведь, – и все…