Петр Люкимсон - Ариэль Шарон. Война и жизнь израильского премьер-министра

В завершение встречи Бегин спросил Шарона, может ли он сообщить журналистам о том, что Арик присоединяется к их партии. Опьяненный ощущением, что у него появились настоящие друзья в политике, Арик кивнул головой. Только потом он понял, что эти два прожженных политических лиса обвели его вокруг пальца, как мальчишку, или, как он потом писал в своих мемуарах, "как лиса Алиса и кот Базилио несмышленыша Буратино". Не пообещав ему ничего конкретного, они получили взамен разрешение Шарона пользоваться его именем в ходе предвыборной кампании. На следующий день все газеты поместили на своих страницах один и тот же заголовок: "Герой Шестидневной войны взвешивает возможность присоединения к Либеральной партии".

"Что ж, туда ему и дорога!" – поджав губы, сказала Голда Меир.

Однако у МАПАЙ тоже был свой Сапир, только не Йоси, а Пинхас. Он тоже когда-то был вхож в дом Шейнерманов, тоже часто участвовал в устраиваемых Верой и Самуилом литературно-музыкальных вечерах и тоже качал маленького Арика на коленях. И прочитав газетные передовицы, министр финансов Пинхас Сапир немедленно позвонил Голде Меир и Моше Даяну и сказал, что им любой ценой нужно задержать Арика в армии.

Понятно, что Пинхасом Сапиром при этом руководили отнюдь не сентиментальные воспоминания о Шейнерманах. Просто, будучи не менее опытным и интуитивно чутким политиком, чем его однофамилец из противоположного лагеря, Пинхас Сапир первым в МАПАЙ понял, какую опасность представляет для социалистов участие Арика в выборах на стороне "Либеральной партии".

В конце концов ему пришлось приложить немалые усилия для того, чтобы убедить в этом Голду Меир и других лидеров МАПАЙ.

– Вспомните хотя бы, сколько людей пришло на похороны его сына, – сказал им Сапир. – А вы знаете, сколько людей гостит у него каждый день дома, узнав, что у него неприятности в армии?! Хотел бы я посмотреть, сколько человек придут к вам домой со словами поддержки, если завтра у вас начнутся неприятности и сколько останутся рядом с вами, если вас погонят в отставку! А значит, Арик – это сила!

Дальше события развивались стремительно.

Голда Меир позвонила Хаиму Бар-Леву. После разговора с ней Бар-Лев позвонил в кадровый отдел ЦАХАЛа, а из кадрового отдела ЦАХАЛа позвонили Ариэлю Шарону и попросили срочно зайти для… получения нового назначения.

Здесь Арику сообщили, что он назначается… "главным офицером ЦАХАЛа по организации лекций за границей": в его задачу будет входить выступление с лекциями и речами в различных уголках земного шара. Нужно сказать, что ни до, ни после такой должности в ЦАХАЛе не было – она была создана специально "под генерала Шарона", чтобы на время выборов отослать его подальше от Израиля.

– Завидую я вам, – почти искренне сказал начальник отдела кадров. – Будете с женой жить за счет армии в пятизвездочных гостиницах, повидаете мир…

А затем, словно невзначай, добавил:

– Кстати, меня просили вам передать, что если вы успешно справитесь с новой должностью и будете соблюдать корпоративную этику, то очень скоро вас ждет новое, весьма значительное повышение по службе.

Под соблюдением "корпоративной этики", разумеется, понимался отказ от каких-либо контактов с прессой…

28 октября 1969 года социалистическая партия МАПАЙ одержала свою очередную победу на выборах. Голда Меир осталась на посту премьера, Моше Даян – на посту министра обороны, Пинхас Сапир стал министром финансов. 15 декабря, после того, как Голда Меир закончила формировать свое новое правительство, генерал Шарон был снова вызван в кадровый отдел ЦАХАЛа, где ему сообщили, что он назначается командующим самым большим – Южным – армейским округом.

Получив новое назначение, Шарон перевез Лили и детей из Тель-Авива в предоставленную ему армией квартиру в Беэр-Шеве и начал знакомиться со своими "владениями".

Территория Южного округа была действительно огромна – она включала в себя большую часть Государства Израиль: всю пустыню Негев, долину от Мертвого моря до Эйлата, сектор Газа и Синайский полуостров. Сутки напролет Шарон просиживал над топографическими картами всех этих областей, выходя из своего кабинета только для того, чтобы отправиться в очередную инспекторскую поездку и своими глазами убедиться, что сложившееся у него по картам представление о характере той или иной местности совпадает с реальностью.

Он не изменил своего мнения о линии Бар-Лева и продолжал время от времени высказывать его на заседаниях генштаба, но уже смирился с тем, что ничего не сможет изменить. Да и в генштабе к этой его критике уже относились куда спокойнее – дескать, собака лает, караван идет. Отношения с Хаимом Бар-Левом тоже нормализовались – разумеется, в той степени, в какой они могли нормализоваться после происшедшего. О дружбе и даже взаимной симпатии, конечно, не могло быть и речи, но это были спокойные рабочие отношения – не более, но и не менее того.

Арик понимал, что предпринимать какие-либо реальные действия против линии Бар-Лева он не может: как начальник округа он должен был осуществлять планы генштаба, а не вставлять ему палки в колеса. Вместе с тем, имеющихся у него полномочий было достаточно для того, чтобы провести на восточном берегу Суэца кое-какие инженерно-саперные работы, скрыв их и от египтян, и от высокого начальства. Выбрав участок на берегу Суэцкого канала, неподалеку от Большого Горького озера, Арик велел подвести к нему дорогу, по которой вполне могли пройти танки, срыть берег канала так, чтобы эти танки при необходимости с ходу могли въезжать на понтоны, а затем велел для маскировки насыпать на этом берегу горы песка. Внешне эти песчаные горки напоминали обычный берег, но при необходимости в течение нескольких минут могли быть сброшены в воду и освободить к ней проход.

Когда один из подчиненных, спросил Арика, для чего ему это все нужно, тот только пожал плечами и ответил: "Так, на всякий случай. Это что-то вроде проходного двора на тот берег. Глядишь – и пригодятся!"

Обстановка в округе в целом была напряженной: на Синайском полуострове от рук египтян постоянно гибли израильские солдаты; диверсанты и террористы продолжали время от времени прорываться с территории Иордании на территорию Израиля, убивая мирных жителей. Но самой страшной головной болью Израиля был в те дни сектор Газа с ее несколькими сотнями тысяч враждебно настроенных против еврейского государства жителей.

Многие из них во время Шестидневной войны, смирившись для вида с израильской оккупацией, припрятали в своих домах целые арсеналы оружия, которые были затем различными путями увеличены. И настал день, когда это оружие начало стрелять – в Газе была создана происламская террористическая организация "Народный Фронт Освобождения Палестины" (НФОП), в течение короткого времени сумевшая завербовать в свои ряды свыше 800 боевиков. Только в 1970 году НФОП сумела провести 445 терактов, в результате которых 16 израильтян – как солдат, так и мирных граждан – погибли и 114 получили ранения.