А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

Надеюсь, мы сможем сохранить наше физико-географическое сообщество, хотя и обращающееся сейчас (впрочем, как и двадцать или тридцать лет назад) к смежным с физической географией темам. Сохранить, не забывая наши корни и оберегая атмосферу, в которой мы вырастали. Именно о них я стремился рассказать.

Думаю, корни не утрачены. Однако жизнь отдела складывается сейчас так, что у нового поколения не так много возможностей эти наши общие корни ощущать. А ощущать их важно – для того, чтобы не распасться на мало связанные между собой ячейки, не утратить панорамное зрение и способность видеть нашу работу и наши объекты и частями, и целиком, в разных масштабах, и в ретроспективе, и в перспективе.

Нас сейчас в отделе немало, мы разные люди с разными интересами, но если все вполне обособимся – едва ли уцелеем как сообщество.

Я пришла в Институт географии в конце 1978 г. Как выяснилось впоследствии, в разгар плавной, но заметной смены поколений. Незадолго до этого трагически погиб лидер экономикогеографов А. А. Минц, старела и постепенно уходила «старая гвардия»: И. В. Комар, И. М. Помус, О. Р. Назаревский и другие. Их заменила целая плеяда новых сотрудников, которые определяют лицо отдела и по сей день: Сергей Артоболевский, Павел Полян, Андрей Трейвиш, Вячеслав Шупер, Сергей Тархов, Ирина Волкова, Татьяна Бородина. Все мы были молоды, но не совсем зелены. Большинство успели где-то поработать, некоторые готовили диссертации, имели публикации. Поэтому такое обновление свежей кровью позволило расширить тематику отдела и дать новые импульсы старым темам.

Тогда отделом руководил Георгий Михайлович Лаппо, а его сотрудники группировались вокруг трех крупных направлений, хотя глухих заборов между ними, конечно, не было. Главное среди них под руководством Г. М. Лаппо было связано с исследованием проблем расселения, городов и агломераций . В нем блистали Ю. Л. Пивоваров, Г. А. Гольц, П. М. Полян, а впоследствии Г. Иоффе, В. Шупер, Н. Барбаш, Т. Бородина, Н. Петров и другие. Привлекались и аспиранты Г. М. Лаппо, например, О. Б. Глезер, потом тоже пришедшая в отдел.

Другое направление, изучавшее территориальную организацию хозяйства, было представлено Г. А. Приваловской, О. А. Кибальчичем, чуть позже – Э. Б. Алаевым. В конце 1970-х оно пополнилось «упертым» в транспортные сети С. А. Тарховым и «многостаночником» А. И. Трейвишем, которого первоначально взяли в Институт для изучения последствий переброски стока северных рек в Среднюю Азию.

Наиболее сплоченным и организованным было направление ресурсно-экологических исследований, которое базировалось на достижениях школы А. А. Минца и И. В. Комара. Руководил этим направлением женский триумвират: Г. А. Приваловская, Т. Г. Рунова и И. В. Канцебовская. В рамках этого направления тогда набирало силу сотрудничество стран СЭВ. С нашей стороны научное руководство осуществляла Татьяна Григорьевна Рунова, главным организатором и душой всего СЭВского сообщества была Инга Вениаминовна Канцебовская. Меня брали именно в эту группу, как человека, умеющего делать карты с опытом четырехлетней работы в Комплексной Восточной экспедиции геофака МГУ.

Я хорошо помню «смотрины», почему-то не в отделе, а в комнате парткома в главном здании. Мне было немного страшно, ведь Т. Г. Рунова и И. В. Канцебовская были для нас недосягаемыми авторитетами. К тому же я побаивалась дамского руководства. Но, разложив свои карты и рассказав о себе, я сразу почувствовала симпатию со стороны Татьяны Григорьевны. Эту взаимную симпатию мы пронесли через все время нашего общения, и я благодарна судьбе за то, что она подарила мне такого научного руководителя и такого начальника. Трудоголик по природе, Т.Г. всегда ценила работу своих сотрудников, умело и ненавязчиво ее направляя. А если ты получал какой-то интересный результат, то умела похвалить так, что хотелось горы свернуть.

С первых же дней меня подключили к СЭВской теме и Курскому стационару. Мы разделили сферы деятельности с Ириной Волковой: она занималась влиянием на среду промышленности, я – фоновыми видами природопользования, сельским и лесным хозяйством. Было сделано множество карт, которые вместе с итогами работы в МГУ, легли в основу моей кандидатской диссертации о картографическом моделировании воздействия человека на природу.

Плотная работа в группе вовсе не мешала мне ощущать себя членом всего коллектива отдела. На рубеже 70–80-х в двух небольших комнатах на втором этаже дома № 27 (где теперь помещаются картографы) на всех не хватало не только столов, но даже стульев. Кстати, эта теснота отражена в юмористическом рассказе, который мы написали с Андреем Трейвишем в стиле Зощенко к очередному капустнику (прилагается). Раз в неделю проходили общие заседания, на которых я поначалу боялась раскрыть рот, так силен был пиетет перед известными учеными. Но обстановка была очень демократичная и раскрепощавшая. После заседаний все собирались вокруг маленького столика у входа и пили чай.

И прежде в МГУ, и в Институте географии я работала, в основном, дома. Эта привычка так закрепилась, что теперь я уже просто не могу думать и писать при народе. Но институтское начальство требовало «дисциплины», которую оно понимало как заполнение небольшого числа сидячих мест. Поэтому дважды в неделю по очереди мы отсиживали в отделе. Это были, в основном, дни отдыха от работы. Мы гоняли чаи, иногда делали тупую счетную работу, но больше болтали, обсуждая и личные дела, и научные проблемы. Это очень помогало, с одной стороны, налаживать неформальные отношения в отделе, а с другой – давало возможность обсудить волнующие тебя научные вопросы с коллегами. Именно эта возможность делового, но притом дружеского общения больше всего способствовали нашему росту.

В 1980-х гг. отдел залихорадило. Он был разделен на две части: география населения во главе с Г. М. Лаппо и экономическая география под руководством сначала О. А. Кибальчича, потом Э. Б. Алаева, затем Г. В. Иоффе. Наша группа природопользования попала во вторую часть. Однако формальный раздел мало что изменил. Мы все сидели в тех же комнатах и точно так же общались. С самого начала у меня было ощущение причастности к единому сообществу институтских экономикогеографов.

В 1980-х гг. по СЭВской теме мы стали ездить за границу. Поначалу только начальство: В. С. Преображенский, А. М. Грин, Т. Г. Рунова, И. В. Канцебовская. Это было время общих деклараций, планов и весьма разношерстных международных сборников, хотя и объединенных общей шапкой. Молодежь стали выпускать после 1985 г. Я хорошо помню эти семинары в ГДР, Венгрии, Чехии, на которых мы делали доклады за круглым столом, торжественно украшенным флажками наших стран, с непременными познавательными экскурсиями и заключительными банкетами. Рабочим языком был русский. Не все наши коллеги знали его хорошо, многие говорили с ошибками, используя лишь общие славянские корни. Иногда мы сами повторяли эти ошибки, чтобы нас лучше и быстрее поняли. Так выработался некий «сэвский язык» – всем понятный, но ужасающий для стороннего слушателя.