А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

Все мы относились к Григорию Александровичу с любовью, глубоким почтением и уважением, а многие просто боготворили его. Мягкий и доброжелательный, он создавал дух сердечности и товарищества как в личных, так и в деловых отношениях, и это, безусловно, было одной из причин единства и плодотворности советской школы гляциологии.

Григорий Александрович происходил из старых русских интеллигентов, которые всегда заботились о своей чести и достоинстве своих сотоварищей. Его отец, «старорежимный» военный, уже будучи глубоким стариком, застал первые поездки Григория Александровича в 1950-х годах за границу в связи с организацией Международного геофизического года. В те времена оформить документы для поездки за рубеж было далеко не просто. Глядя на суету и хлопоты сына, оформляющего загранпаспорт, старик назидательно сказал: «Что ты, Гриша, все суетишься? Поди, дай дворнику рубль, он тебе враз выправит паспорт».

Собственно, подвал, в котором размещался отдел, представлял собой бомбоубежище: несколько глубоко расположенных проходных комнат, совершенно изолированных от внешнего мира, с мощной принудительной вентиляцией. Но никто на это не обращал внимания. Каждое утро комнаты заполнялись молодежью, которая с энтузиазмом занималась обработкой полученных с таким трудом материалов, горячо обсуждала результаты и строила новые, далеко идущие планы. Трижды в неделю работал кружок по изучению английского языка – все понимали, что скоро этот язык будет совершенно необходим и для собственной работы, и для неизбежного роста связей с гляциологами всего мира.

Отдел гляциологии стал самым крупным и самым молодежным в Институте. Его костяк составляли недавно окончившие географический факультет Московского университета. Средний возраст научных сотрудников отдела в конце МГГ – в 1959 г. – был 32 года. Очень скоро был организован постоянно действующий научный семинар, на котором еженедельно собиралась вся научная молодежь отдела. Каждый старался рассказать своим товарищам о только что полученных результатах, поделиться своими соображениями. И пускай эти доклады подчас содержали не проверенные еще гипотезы или были ошибочны в каких-либо исходных предположениях – они все равно приносили пользу общему делу, потому что всегда верен старый как мир афоризм, говорящий о том, что в споре рождается истина. Многие подумывали о диссертациях, ведь в то время в отделе были лишь единицы специалистов с ученой степенью.

Спустя несколько лет появилась возможность послать нашего сотрудника в Париж для работы в ЮНЕСКО. Г. А. Авсюк пришел за советом ко мне. Я сразу отвел свою кандидатуру и предложил С. Евтеева, полагая, что ему гораздо больше по душе подобная деятельность. Так и оказалось; вскоре Свенельд уехал в Париж и стал на всю жизнь международным чиновником от науки, дослужившись до заместителя директора ЮНЕП.

Благодаря Г. А. Авсюку отдел имел тесные связи с Академией наук и через Институт, и помимо него. Атмосфера в отделе, несмотря на его молодость, была вполне академичной, и мы строго следовали второму параграфу устава Императорской Санкт-Петербургской академии наук, гласящему:

«§ 2. Обязанности Академии Наук относятся вообще к следующим главнейшим предметам:

а) Она старается расширить пределы всякого рода полезных человечеству знаний, совершенствуя и обогащая оные новыми открытиями.

б) Она имеет попечение о распространении просвещения и о направлении оного ко благу общему.

в) Она старается приспособлять полезные теории и следствия опытов и ученых наблюдений к практическому употреблению».

А планируя новые исследования, мы помнили о соответствующем указе Петра Первого: «…Всем чинам, на службе состоящим, а также мануфактур-советникам и протчим важных ремесловых заведений персонам напомнить надлежит. Все прожекты зело исправны быть должны, дабы казну зряшно не разорять и отечеству ущерба не чинить. А кто прожекты станет абы как ляпать, того чина лишу и кнутом драть велю…»

И хотя отдел занимал особое положение в Институте, и территориально и тематически, все мы активно участвовали в жизни Института географии АН СССР. В ту пору, когда основную массу Института составляли младшие научные сотрудники и лаборанты, работал совет молодых ученых и регулярно проводились молодежные конференции. И было популярнейшее мероприятие – поездки «по меридиану».

Такие поездки представляли собой путешествия 15–20 молодых научных сотрудников Института на автомашине к югу от Москвы с посещением разнообразных природных зон и ландшафтов. Это были своеобразные курсы повышения квалификации, которыми руководил уже не молодой Г. Д. Рихтер, а главным «командором» поездок был Е. М. Зингер. В экспедициях участвовали представители разных географических специальностей, включая гляциологов. Казалось бы, прямого научного выхода из этих поездок не было, но все участники, многие из которых стали докторами наук, говорили о несомненной их пользе именно для последовавших затем научных изысканий. Это подтверждало мысль, высказанную академиком А. Б. Мигдалом: «Научный работник не должен задаваться целью сделать открытие, его задача – глубокое и всестороннее исследование интересующей его области науки. Открытие возникает только как побочный продукт этого исследования».

В эти первые годы становления отдела я сблизился с Альбертом Бажевым, который вскоре стал моим помощником во многих делах. Его научные исследования были посвящены внутреннему массообмену и строению ледников. Он разработал концепцию о внутреннем инфильтрационном питании ледников и создал целую систему методов его измерений и расчетов.

Альберт Бесланович был прирожденным полевиком-исследователем. Зимовки и стационары, маршруты и ледовые лаборатории, чрезвычайно трудоемкие и высокоточные наблюдения в фирновых областях ледников разных районов – на Новой Земле, Кавказе, в Антарктиде, на Памире, Тянь-Шане – ему все было подвластно. Даже в самых тяжелых, иногда критических ситуациях его надежность и спокойствие обеспечивали успех для всех.

Хотя Альберт Бесланович прожил 45 лет в Москве, Кавказ оставался для него родной землей. Поэтому он многие годы работал на Эльбрусе, Марухском леднике, а в 1978 г. взялся организовать Северо-Кавказскую научную станцию Института географии и возглавил на долгие годы большой коллектив Кавказской комплексной экспедиции.

А в середине 60-х годов, после завершения обработки новоземельских материалов, Альберт Бажев начал свои многолетние исследования на Памире. Двумя годами раньше, в 1963 г. произошла знаменитая подвижка ледника Медвежьего на Центральном Памире, с которой, собственно, начались мировые исследования пульсирующих ледников. Летом 1963 г. в этот район выехала группа наших ученых во главе с Л. Д. Долгушиным, который впоследствии много лет работал на этом леднике и сумел предсказать его следующую подвижку, случившуюся через десять лет. А. Бажев летом 1965 г. провел сложные наблюдения в области питания ледника Медвежьего, благодаря чему стал ясен режим этого ледника, и возникло понимание причин его внезапных подвижек. Здесь же он проводил эксперименты по искусственному зачернению ледника.